Кэтрин вспыхнула и отвесила звонкую пощечину, но не хозяину, а слуге.
— Стыд и позор! — воскликнула она. — И это после того, как я обогрела и накормила вас! Я не разрешала ему целовать меня, а тебе — называть меня «милашкой».
— Может, лучше «красоткой»? — подал голос Том. Так в портовых кварталах называли шлюх.
Кэтрин возмущенно обернулась и хлестнула по щеке и его.
— Пожалуй, стоит раз и навсегда во всем разобраться, — заявила она. — Я не потерплю вольностей и не позволю вам распускать руки, а вашему слуге — язык. Вы, сэр, презренный наемник, а ваш слуга — деревенщина, которому не мешало бы помыться, а также поучиться хорошим манерам!
В ответ на ее речь Том добродушно рассмеялся.
— Ну, по крайней мере, я-то помылся, — самодовольно сообщил он ей. Это была чистая правда — сидя на его коленях, Кэтрин ощутила исходящий от него слабый аромат лимонного мыла.
— Да вы просто невозможны, оба! — бессильно фыркнула она. — Каков хозяин, таков и слуга! Как прикажете исполнять задание в таком скверном обществе?
— Есть лишь один выход — запомнить, что на время нашего путешествия мы — муж и жена, а Джорди — наш единственный слуга. — Неожиданно Том заговорил очень серьезно: — Нам с ним не раз пришлось бывать в переделках, и дважды он спас мне жизнь.
Кэтрин недоверчиво посмотрела на Джорди. Неужели такое пугало может кого-то спасти? Он выразительно кивнул.
— Истинная правда, хозяйка. Вот только хозяин выручал меня куда чаще, чем я его.
— Я ему доверяю, — воинственно продолжил Том, — и ты тоже должна ему доверять. От этого может зависеть твоя жизнь.
— Да уж, в этой неразберихе мы все от кого-то зависим, — с горечью откликнулась Кэтрин. — Я — от вас, вы — от меня, мы оба зависим от Джорди, а жизнь бедняжки Роба зависит от того, останемся ли мы трое живы и невредимы. Ни в одной пьесе такого не сыщешь!
— Насчет пьес тебе лучше знать, — ответил Том. — А в реальной жизни, дорогая моя, все друг от друга зависят. Так уж устроен мир со дня грехопадения.
Страх, сознание собственного бессилия и гнев захлестнули Кэтрин.
— Ах, вот как! Мы начали проповедовать! Впрочем, что тут удивительного — ведь нам придется выдавать себя за еретиков-республиканцев! А сможешь ли ты, мистер Том, достаточно гнусаво пропеть псалом? Или ты собираешься заняться этим искусством на пути в Антверпен? Будь так добр, овладей сей наукой поскорее — тогда ты, как и полагается почтенному проповеднику, сможешь оставить добродетель бедной девушки незапятнанной!
На грубоватом лице Тома проступила усмешка, а слуга взглянул на него с некоторым злорадством.
— Да, сэр, — протянул он, — вы горазды молоть языком почем зря, но хозяйка-то, похоже, вас переспорит.
— Вот то-то и оно! — торжествующе воскликнула Кэтрин. — Даже слуга может поучить вас здравому смыслу!
— Ладно, ладно, женушка, не ворчи. Давай-ка лучше устроим военный совет, но сначала отправь служанку на рынок — прикупить нам что-нибудь к ужину. Кэтрин оторопела:
— Вы хотите остаться на ночь?
— Да, сударыня. Пакетбот отходит ранним утром, так что мы отправимся на рассвете.
Ну, что же, слезами горю не поможешь, решила Кэтрин, с грустью подумав, что это изречение, похоже, будет ее боевым девизом.
— Ваши вещи уложены, сударыня? — резко поинтересовался Том. — Надеюсь, у вас достаточно нарядов — и на каждый день, и выходных? И вот еще что, сударыня. Ни один из верных последователей покойного лорда-протектора не возьмет себе в жены особу по имени Клеон. Право же, оно больше подходит ветреной актрисе. Ваше настоящее имя — Кэтрин, и я буду называть вас именно так, хорошо? Или вы предпочитаете Кэт?
Уязвленная его приказным тоном, Кэтрин ехидно отозвалась:
— Сойдет и Кэтрин.