Купальни в Аркадии были двух классов как и положено, в первом за двадцать копеек дамы могли переодеться и практически незамеченными нырнуть в воду подальше от берега и поплескаться. После водных процедур подавали полотенце, горячий чай с «марципанами», а также кружку пива или кваса.
Во втором классе возможность сохранить лицо стоила всего пять копеек, но в кабинках поуже и попроще, кроме того, там тоже выдавали полотенце.
Вот, держи, Ваня протянул жене пятачок. Прости, любимая, с меня марципаны и квас.
А шо так скромно? Разбогатеешь с тебя шампанское и совместное купание подальше отсюда, улыбнулась Фира и мягко отстранила его руку с монетой, тем более я плавать не умею. Зачем мне та купальня?
После многолетней дедовской муштры Ваня и представить не мог, что кто-то не обладает такими элементарными навыками.
Иринушка, там внутри веревка, ну обвяжись вокруг пояса и попробуй. Тебе понравится. Меня, к сожалению, с тобой не пустят и за рубль.
Иринушка, там внутри веревка, ну обвяжись вокруг пояса и попробуй. Тебе понравится. Меня, к сожалению, с тобой не пустят и за рубль.
Купальни на границе девятнадцатого и двадцатого века даже в прогрессивной Аркадии были раздельными. Несознательные бедные граждане плескались в исподнем, самые прогрессивные и обеспеченные в купальных костюмах до колен.
С площадки под соснами гремел оркестр. Фира, стащив платье в узкой и душной дощатой кабинке, хмыкнула сама себе под нос: Помирать так с музыкой! и, схватившись намертво руками за веревку, опустилась в воду.
Она держалась за край купальни и наслаждалась внезапной невесомостью и зыбкостью, теплая вода баюкала и покачивала. Фира облизала губы соленые какие! Вот для чего квас или пиво вприкуску с этой солью на теле!
Она проторчит в воде хороших полчаса, потом стянет мокрую сорочку и насухо вытрется. Ну и как теперь это домой тащить?
Фира шла со сбившимися мокрыми волосами и свернутой в узелок нижней сорочкой. На причале ее уже ждал Ванечка.
У тебя что под платьем ничего нет?
Кому что, а курке просо! рассмеялась Фира. Спасибо тебе! Это действительно незабываемые ощущения!
Ваня незаметно провел ей рукой по спине, скользнув чуть ниже:
О боже, я с ума сойду, зная, что ты там
Фира тряхнула головой:
Так поехали домой скорее!
Они заторопились к трамваю мимо буфетов и ресторанчиков. Фира старательно не замечала призывных вывесок и зазывал. О, как же Ваня хотел отвести ее в самый шикарный ресторан, отобедать с шампанским, но, увы, после зернового кризиса эти пять рублей были непозволительной роскошью. «Я заработаю, я обязательно заработаю», думал он
Это были самые тяжелые три месяца на новом месте. Иван Беззуб, внук полковника, сын негоцианта, пошел помогать Гедале. В хлебный сезон биндюжники поднимали и спускали на ветер состояния, и помочь заработать на булку с маслом соседу было не в напряг. Гедаля принадлежал к уважаемой династии еще его дед начинал работать в порту. Биндюжники высшая портовая каста грузчиков, а точнее ломовые извозчики, специалисты по грузоперевозчикам. Их счастье и монополия начались в далеком 1824 году, когда было принято решение не пускать под погрузку разгрузку в город и порт никого, кроме биндюхов высоких, почти в рост человека, узких телег рыдванов. Отец Гедали сменил биндюх на купленный за все сбережения бенд-ваген повозку из немецкой слободы на железных осях, высотой с Фиру. А сам Гедаля пополнил полученное по наследству дело парой першеронов толковых тяжеловозов с удивительно мягким ходом. Гедаля гордился, что даже его любовь и судьба тоже связана с извозом. Это ж надо было влюбиться в сосватанную девицу с таким именем! «Рива» означала упряжку.
На его бенд-ваген можно было загрузить до сотни пудов, а размеры телеги помогали разминуться двум извозчикам и на узких улицах, и на причалах. В хлебный сезон с августа по конец октября Гедаля шиковал. За одну ходку с одной телеги пятнадцать рублей! А в день таких с десяток. Пьяный Гедаля бахвалился:
Ривка, шикарно живешь вон околоточный надзиратель получает пятьдесят целковых в месяц, а я в день. У Фердинандовны, а она ученая, дохтур, восемьдесят пять а я могу больше за день привезти!
Так довези хоть раз, мишигинер[5]! Горе мое! Все пропивает! Видели он на трех телегах свои кости домой везет! Тут сам! Там плащ, а на третьей картуз! Шоб тебе пусто было, пропойца! Пять ходок сделал а карманы пустые!
Ривка привирала. Несмотря на беспробудное пьянство, Гедаля всегда минимум десятину отдавал супруге ежедневно. Но этим клятым бабам разве угодишь!
С Ваней в помощниках дело пошло веселее и прибыльнее. Молодой Беззуб был здоровый, как любимый Гедалин тяжеловоз. И такой же выносливый. Они грузились и разгружались в три раза быстрее. Ваня не только грузил зерно, но и подрабатывал Гедалиной совестью на общественных началах и безнадежно портил традиционные пьянки своим занудством и напоминаниями про Ривку. Тот вздыхал и уходил из трактира.
Так люблю ее, признавался пьяненький Гедаля, возвращаясь домой с Иваном и покупая Ривке очередной огромный букет в папиросной бумаге. Жить не могу без ее крика. А когда ласковая то боюсь, сердце остановится от нежности. Глупый я, да?