Кстати, о жолнырях. В «Казанском летописце» есть любопытный сюжет, также относящийся к началу XVI в. Согласно его сведениям, в ходе русско-литовской войны 15001503 гг. русскими были взяты в плен служившие великому литовскому князю «огненный стрелцы, литовския, рекомыя желныри», которые оказались в заточении в Нижнем Новгороде. В сентябре 1505 г. к городу подступили казанский хан Мухаммед-Эмин и союзные ему ногаи, и нижегородский воевода И.В. Хабар-Симский приказал выпустить «желнырей» из темницы, вручил им в руки пищали, и хотя и было их немного, всего 300, но, по словам книжника, «превзыдоша бо многочисленных храбростию, и побита много казанцов и нагаев огненным своим стрелянием, и град ото взятия удержаша»[122].
Одним словом, каким бы ни было несовершенным технически ручное огнестрельное оружие в конце XV начале XVI в., тем не менее оно уже начало оказывать свое, и порой весьма значительное, воздействие на ход боевых действий, и не только при осадах крепостей или их обороне, но и в полевых сражениях. Иван III, обладавший большими, нежели Псков или Новгород (или даже Тверь) возможностями (и финансовыми, и материальными), вовремя сумел оценить большие перспективы, которые открывались перед теми владетелями, которые вовремя побеспокоятся насчет приобретения и налаживания выпуска новомодных военных игрушек. В 1475 г. он переманил на свою службу Аристотеля Фиораванти, о котором русский книжник отзывался следующим образом: «Мастер муроль, кой ставить церкви и полаты также и пушечник той нарочит, лити их и бити, и колоколы и иное все лити хитр велми»[123]. Фиораванти (который, кстати, приложил свою руку к организации производства в Москве артиллерии явно не без его участия начала свою работу Пушечная изба) стал первым известным иностранным мастером-специалистом и экспертом в деле производства и применения огнестрельного оружия (уже в 1482 г. Фиораванти был назначен командующим русским «нарядом», т. е. артиллерией и артиллерийским обозом, которые были приданы рати, отправившейся походом на Казань).
За Фиораванти последовали и другие мастера: специалисты из Германии, Италии, Дании и даже далекой Шотландии, известные по скупым записям летописей и неизвестные. Вместе с ними в Россию начали поступать и все новые и новые образцы огнестрельного оружия,
в т. ч. и ручного. И вот в 1486 г. московский посол Георг Перкамота, отвечая на вопросы любопытствующих писцов миланского герцога, сообщал им, что недавно (sic!) немцы завезли в Россию мушкеты (в оригинале использован термин schiopetti, который лучше, видимо, перевести как «ручницы» или «аркебузы», нежели «мушкеты», которые появились существенно позднее. В.П. Впрочем, в ганзейской переписке относительно товаров, которые продавались русским купцам, термин «мушкеты» встречается уже в 1498 г.[124]) и что русские уже научились ими пользоваться[125]. Одним словом, к началу XVI в. сложилась некая «критическая масса». Был получен первый опыт применения ручного огнестрельного оружия, создана при помощи иностранных специалистов соответствующая производственная база, на руках у русских оружейников и ратников были самые последние образцы огнестрельного оружия, в т. ч. и новейшие по тем временам аркебузы, более мощные и крупнокалиберные гаковницы («hakenbtich.se», «dobbeide hake»). Начало массового перевооружения русской пехоты на огнестрельное оружие и появление на исторической сцене русских пищальников было не за горами. Любопытный тезис выдвинул в этой связи отечественный археолог О.В. Двуреченский. Он указывал в интервью сетевому изданию «Русский мир. ru», что «все раннее огнестрельное оружие штучное. Чтобы понять, когда на Руси огнестрельное оружие стало важным военным фактором, я взял все пули, которые только были подняты на раскопках, все то, что выливалось в пулелейку-литейницу, чтобы потом выпустить из ствола, все взвесил, измерил и описал. И у меня получилась четкая граница: широко применяться огнестрельное оружие стало только в конце XV века (выделено нами. В.П.)»[126]. Данные археологии, работающей с вещественными памятниками минувшего, и «чистой» истории, полученные при анализе текстов, совпали!
Термин «пищальники», под которым в 1-й половине XVI в. в актах и в летописях обычно проходят вооруженные ручным огнестрельным оружием пехотинцы, впервые упоминается намного раньше. В 1485 г. (sic!) великий князь рязанский Иван Васильевич приказал своему боярину Якову Бурмину поставить в Переяславле-Рязанском храм «ангела своего Иоанна Златоуста» и устроить в этот храм «образы местные, и деисусы, и ризы, и книги, и колокола и всякое церковное строение». В приход же к новопостроенному храму были приписаны «серебреники все, да пищальники (выделено нами. В.П.)»[127].
Кем были эти рязанские пищальники сегодня сказать сложно, однако трудно не согласиться с мнением И. Пахомова, автора последней по времени статьи (точнее, серии статей) о пищальниках конца XV1-й трети XVI в.[128], указывавшего на двойственность социального состава русских пищальников и их боевого применения[129]. То, что рязанские пищальники мастеровые люди, практически не вызывает сомнения, равно как и то, что они жили компактно, на одной улице. Это косвенно указывает на их особый статус среди посадских Переяславля-Рязанского. Но вот были ли они пушкарями или же стрелками из ручниц-бомбард этого мы определенно сказать не можем. Скорее всего, здесь и то и другое. Будучи мастерами-оружейниками, переяславльские пищальники явно сами и изготавливали огнестрельное оружие и всю необходимую для его применения «снасть», сами же и использовали его.