– Выходит, ты не нуждалась в моем совете?
Генрих знал, что она не глупая, и все же тот факт, что ей не требовался его совет, уязвил его.
– Как раз напротив, – возразила она. – Ты был мне нужен, Генри, во плоти и крови. Если бы ты не отправил его восвояси, он никогда бы не убрался. Видишь ли, я не хотела его обидеть. Он мне полезен, а ты сделал это за меня. Так что разногласия у него возникнут с тобой, но я должна оставаться праведной леди Дженовой. Такие люди, как мастер Уилл, отказываются верить, что их госпожа подсчитывает прибыль, прежде чем отправиться в постель. Это портит образ хрупкой женской слабости. А этот образ весьма удобен, Генри, когда я хочу чего-то добиться.
Генрих рассмеялся:
– Значит, я сыграл дьявола для твоей святости?
– Это правда. Мы составили идеальный дуэт.
Она гордилась им, Генрихом. Она смотрела на него так, словно он превзошел все ее ожидания.
Под ее взглядом Генриху показалось, будто он стал выше ростом. Но у него возник вопрос, не было ли это со стороны Дженовы попыткой показать ему нечто совершенно иное. Что Ганлингорн вовсе не такое уж скучное место, как он думал, что его присутствие здесь было бы для нее действительно полезным. Взять, к примеру, гавань. Нужно потратить много сил, чтобы канал оставался достаточно глубоким и мог пропускать крупные корабли.
Генриху было бы интересно заняться этим делом.
Не это ли пыталась донести до него Дженова столь хитроумным способом? Что нет в Лондоне ничего такого, чего нельзя найти здесь.
Воспоминания поблекли; очнувшись, Генрих обнаружил, что находится во внутреннем дворе Ганлингорна. Он слегка пришпорил Агнца и улыбнулся Рафу, когда жеребец вскинул голову и нетерпеливо заржал. Генрих привык считать себя здравомыслящим, прагматичным человеком, однако теперь не знал, что и думать. Но хуже было то, что он не знал, что делать! С одной стороны стоял Болдессар со своими неясными угрозами, а также привычная жизнь Генриха при дворе; с другой – Дженова с сыном и Ганлингорн. И между ними находился Генрих со своими темными тайнами и желанием обладать Дженовой, а также вполне реальный страх, что он никогда не сможет стать таким мужчиной, какой ей нужен. Мужчиной, которого она заслуживает.
Он не оправдает ее ожиданий.
Хотя это ей пока неизвестно.
Дженова не догадывалась о беспокойных мыслях Генриха. Кутаясь в теплые меховые одежды, она безмолвно наблюдала за ним и сыном, восседавшим на исполинском жеребце, бодрой рысью ходившем по двору замка, с невероятной легкостью вскидывая и опуская огромные мохнатые ноги. Генрих держал животное под контролем, и за Рафа она не беспокоилась, тем более что мальчик выглядел счастливым и ее запрет пропустил бы мимо ушей.
Для Дженовы явилось неожиданностью, что Генри способен питать к детям нежные чувства. Раньше он практически не замечал Рафа, и сейчас Дженова была ему очень благодарна. Произошедшая в нем перемена удивила ее. Из опыта общения с Генри Дженова знала, что он ничего не делает просто так.
«Не потому ли он стремится угодить мне, чтобы добиться моего расположения?»
Но он уже добился от нее всего, чего хотел. Последнее время он не знал ни в чем отказа. Прошлой ночью они лежали в объятиях друг друга, сплетясь телами и купаясь в неге. Он снова и снова доводил ее до экстаза, исторгая из нее крики и нимало не заботясь о том, что их могут услышать. А она, как всегда в такие моменты, не переставала задаваться вопросом, как долго это может длиться.
Сколько раз она говорила себе, что не надо заглядывать в будущее! Надо наслаждаться тем, что есть, пользуясь каждым моментом. Скоро Генрих уедет в Лондон, к своей реальной жизни, а она снова останется одна. Не надеясь коротать дни с мужем, даже таким, как Алфрик. Но она будет все той же леди Ганлингорн, любимой и почитаемой.