Возможно, кивнул Толлеус, видя резон в ее словах. А своих-то чего боишься? Чего вы не поделили?
Дык все ее землицу-то родимую! Тут только веки долу, так соседи мои окаянные живенько раз и межа уже на новом месте, а их участочки в прибытке! И ведь никакой правды ни у кого. Али того хуже: если сия бумажка вжик и у старосты в загребущих руках. Он же тогда тоже вжик и весь мой надел уже и не мой вовсе, а его.
Это как?
А так! Я в землю, а он тут же к господам-чиновникам: «Здравия в дом! Вот он я, наследничек!» Ведь его старший брат муж мой первый. Двадцать пять лет уже, как он с крыши да аккурат на плетень кверху тормашками. И что с того, что потом я снова замуж? Все одно родня мы, и наследник он самый первый.
И что, деверь твой бывший готов вот так вот прийти и свою невестку обобрать?
Готов, не готов, да только раз-другой глядь а незваные гости уже тут как тут, пока меня дома нет. То горшки не там, то ступенька у лестницы, что в подпол, сломанная, а была целая. Так-то, господин Толлеус! Без грамоты этой никуда глаз да глаз за ней!
И что, деверь твой бывший готов вот так вот прийти и свою невестку обобрать?
Готов, не готов, да только раз-другой глядь а незваные гости уже тут как тут, пока меня дома нет. То горшки не там, то ступенька у лестницы, что в подпол, сломанная, а была целая. Так-то, господин Толлеус! Без грамоты этой никуда глаз да глаз за ней!
В общем, Финна очень обрадовалась, найдя свою прятку в целости и сохранности, однако дальше ее сборы застопорились. Ей еще предстояло как-то добраться до Боротона, причем не пешком, поскольку искусник назначил срок на завтра. Путешествие одной по лесной дороге было чревато встречей с волками, да и в силу возраста старухе попросту было не дойти так далеко. Она побежала было по деревне просить повозку, но везде получила отказ. Либо соседи быстро смекнули, зачем ей лошадь с телегой, и в самом деле совсем не хотели этой сделки, либо же попросту волновались за сохранность своего имущества. Вернее второе предположение, ведь о планах купли-продажи местные не знали.
Правильно истолковав метания хозяйки, Толлеус милостиво предложил ей ехать с ним. Надо сказать, бабка изрядно заробела лезть в искусную повозку (все в деревне уже знали, что она живая и может сама шагать-ехать без лошади), однако выбора не было. Подкатив колоду, Финна залезла на нее и осторожно перевалилась через борт, а оказавшись внутри, забилась в угол. Однако старик отправил ее на облучок. Дело в том, что Оболиус после бессонной ночи являл собой весьма жалкое зрелище и на роль возницы не годился. А самому престарелому кордосцу как-то не пристало быть кучером у простолюдинов. В общем, в итоге так и поехали, провожаемые лаем собак и долгими взглядами жителей деревни.
Несмотря на то что затяжной дождь прекратился несколько дней назад и солнце уже не раз выглядывало из-за хмурых туч, последние и не думали расходиться. Вот и теперь они снова сгрудили свои большие рыхлые тела, пугая людей возможным новым ливнем. Солнце скрылось еще до того, как повозка отправилась в путь, так что Толлеусу пришлось распрощаться с надеждой хотя бы в дороге погреть косточки. Все же, невзирая на это, он не отменил поездку: тянуть не было смысла. Даже наоборот серебру место в даймонском банке, а не в конюшне. Да и кто знает, какая погода будет завтра?
Дорога в город сильно петляла, старательно огибая все возвышенности. Из-за этого воды на ней все еще было изрядно. Местами даже она полностью скрывалась в неглубоких лужах. Правда, опасений это не вызывало: трасса, хоть ей и далеко до Имперского тракта, крепкая, широкая. Толлеус не опасался застрять или угодить в невидимую яму.
Вопреки удачному расположению дорога почему-то была пустынна: не наблюдалось ни путников, ни повозок. Хотя лошадиные яблоки, которые попадались достаточно часто, свидетельствовали о том, что путешественников здесь хватает. Старик молчал, Оболиус спал, по-детски причмокивая губами, а Финна чувствовала себя не на своем месте и явно нервничала. Хорошее настроение искусника тоже испарилось. Заболела мохнатка одного этого уже было достаточно, чтобы ввести старика в уныние. Мрачная погода действовала на него удручающе: сырость он не любил. При этом в памяти волей-неволей всплывал один неприятный эпизод времен войны.
Тогда тоже было так: серая погода, дорога в предгорьях Да и сама трасса, сжатая с боков буйными зарослями колючего кустарника, выглядела не очень дружелюбно. Даже по сторонам смотреть было не на что. И тряска старика уже растрясло, а путь предстоял неблизкий до Боротона они доберутся лишь к ночи. А там еще неизвестно, удастся ли попасть за крепостную стену или же припозднившихся путников заставят снаружи дожидаться восхода. В общем, искусник приуныл и даже заскучал. Заскучал, пожалуй, впервые за долгое время. Осознав, что скатывается в пучину депрессии, он встряхнулся, а точнее, не меняя позы и вообще не шевелясь, немного поработал над собой, задавая позитивный настрой и улучшая концентрацию. Дисциплина посредством медитации и самоконтроля слегка отдавала чародейством, поэтому в академии ее не очень жаловали, но все же преподавали тем, кто планировал специализироваться по боевому направлению. Толлеус в свое время, как и все мальчишки, грезил о лаврах профессора-боевика, но его не взяли: наставник сказал, что в бою надо уметь быстро принимать верные решения, а не анализировать все по сто раз. Все же потом, в разгар войны, для искусников-фронтовиков стали факультативно проводить некоторые курсы из боевых практик. Так что бывший тюремный настройщик все-таки получил необходимое обучение, пускай и по сокращенной программе.