Ведь это, как она подозревала, и являлось его целью. В ней жила уверенность, что он отвергнет ее предложение, Но оно было очень разумным, и он не мог в конце концов не понять этого.
У Мэри Джо были свои сомнения. Множество сомнений, не последним из которых являлась симпатия Джеффа к незнакомцу. Она боялась, что сын почувствует разочарование, когда Фостер уйдет. Кроме того, каким примером этот человек послужит для Джеффа? Неужели ей действительно хотелось, чтобы тот, кто жил среди индейцев, тот, кто убивал, и тот, кого окружали тайны, имел влияние на ее сына?
Еще одним сомнением было то, что он на самом деле мог быть опасен. Хотя, с другой стороны, рука у него не действует, а они с Джеффом знают, как защитить себя.
А как же опасность другого рода? Уэйд Фостер пробудил в ней чувства, которые, как она считала, давно успокоились. Когда она входила в его комнату, ее дыхание учащалось, а сердце билось быстрее. Ее завораживала противоречивость этого человека, бурные эмоции, которые бушевали у него внутри. Ее муж и Тай были стоиками, открыто почти не проявляли чувств и с подозрением относились к тем, кто их проявлял. Ради них она научилась обуздывать собственные эмоции, на людях не смела даже взять ни того, ни другого за руку или сказать что-нибудь, что могло смутить их.
А слезы? Никогда.
Тем не менее она знала, что оба любили ее. По-своему.
Мэри Джо судорожно сглотнула. Ей не хотелось вновь переживать, тем более из-за мужчины. Еще одних похорон ей не выдержать, а Уэйд Фостер вел с собой беду на веревочке.
Но выбора у Мэри Джо почти не было. Стояла середина лета. Дождем смыло чуть не весь огород. На ее земле паслось несколько голов скота с клеймом бывших владельцев ранчо. Этой зимой животные сдохнут, если за ними некому будет присматривать. Она потеряет все, ради чего так тяжело работала последние девять месяцев.
Уэйд Фостер, возможно, служил ответом на ее молитвы.
Ей оставалось только надеяться, что он не явится причиной ночных кошмаров.
— Ма, едет всадник.
Голос Джеффа разнесся по всему дому, когда он открыл дверь и прокричал свою новость.
Мэри Джо закончила вытирать последнюю тарелку и поспешила в спальню. Уэйд Фостер сидел на краю кровати, пытаясь натянуть рубашку, которую она оставила для него на стуле.
Было видно, что он раздосадован. Накинув рубашку на плечи, раненый пытался продеть в рукав левую руку. Мэри Джо хотела помочь, но строптивцу это явно бы не понравилось. К тому же рано или поздно ему придется научиться все делать самому, особенно если правая рука будет бездействовать.
На лбу раненого вздулись вены, рот был плотно сжат, пока он в четвертый раз пытался справиться с задачей. Это ему удалось, и глаза его торжествующе заблестели.
— Вы слышали, — сказала она.
— Не нужно меня защищать. Я сам сдамся. Скажете, я вас принудил.
— Кто вам поверит? — спросила она. — Вы и двух шагов не пройдете.
— Я не могу здесь оставаться, — сказал он.
— Вы предпочитаете оказаться на виселице?
— Вы не понимаете, миссис Вильямс, — процедил он сквозь зубы. — На моей совести достаточно загубленных людей, мне не нужны новые. Особенно этот мальчик.
— Сейчас не время спорить. Мы обсудим это позже. Она вышла из комнаты, закрыв за собой дверь в надежде, что упрямец примет во внимание ее слова. Он был совершенно непредсказуем, но она не думала, что он готов навредить ей, а это наверняка бы произошло, если бы сейчас обнаружилось его присутствие. Всем стало бы ясно, что она приютила его.
Она быстро подошла к входной двери. У крыльца спешивался Мэтт Синклер, Джефф неловко переминался с ноги на ногу, загородив собой вход в дом. Мэри Джо стало не по себе: тем, что она скрывала сведения от официального лица, она учила сына лгать. Сознание этого было ей ненавистно.