Он ухмыляется, отчего его лицо раскалывает надвое.
Ты всегда был слишком тороплив и категоричен, Ян.
И в его исполнении это звучит, как если бы он назвал меня мальчишкой. Поэтому я усмехаюсь тоже и говорю:
Значит, не отступим?
Расс качает головой.
Нет. И я не верю, что Пол сделал это сам. Ему помогли.
Думаешь, их было несколько?
Расс энергично кивает в ответ.
Еще бы: в одиночку никто не справится с васпой, да еще и бывшим преторианцем телохранителем Королевы.
Одно в теории Расса кажется мне нелогичным: какими бы ни были фанатичными деятели из Си-Вай, никто из них не пойдет на такую очевидную глупость, как убийство васпы. А если и пойдет то смысла в убийстве Пола не больше, чем в убийстве рабочей осы.
Я узнаю это. Обещаю, говорю я.
Потом мы прощаемся. Он провожает меня пылающим взглядом, а затем продолжает работу. В спину несется мерное «ш-шух»
Я много думаю над этим разговором. Что приобрели мы? Что потеряли?
Офицер Пол, одним ударом выбивающий кирпичную стену, работал автомехаником на станции техобслуживания.
Сменив маузер на метлу, комендант северного приграничного улья, в подчинении которого имелся многотысячный рой, теперь убирает улицы.
А я командующий преторианской гвардией Дара, зверь из бездны, разрушитель миров что делаю теперь я?
Мою пробирки в лаборатории профессора Тория.
Вообще моя должность называется «лаборант». Но я называю ее более емко: «подай-принеси».
А я командующий преторианской гвардией Дара, зверь из бездны, разрушитель миров что делаю теперь я?
Мою пробирки в лаборатории профессора Тория.
Вообще моя должность называется «лаборант». Но я называю ее более емко: «подай-принеси».
Не хочу сказать, что стыжусь этого. Нет. Любой труд в какой-то степени созидателен. И это в новинку нам, и мы благодарны людям за представленную нам возможность. Особенно, если у тебя нет никакого профильного образования. Да что там никакого образования вообще.
Все, чему нас учили в Даре это:
выживать,
убивать.
Есть и сопутствующие нашему образу жизни знания. Например, каждый васпа хорошо разбирается в технике, а также знает анатомию человеческого тела и умеет оказать практически любую медицинскую помощь.
Знаю, что многие васпы хотели бы стать врачами или конструкторами. Вот только давать скальпель в руки бывшим убийцам никто не собирается. Правильно сказал Расс доверие надо заслужить. И не за один год.
Поэтому в реабилитационном центре каждый из нас прошел курсы по несомненно важным, но не требующим глубоких знаний профессиям, таким как разнорабочий, или маляр, или дворник, или сантехник. Возможно, когда-нибудь наша молодежь получит право обучаться в институтах наряду с прочими студентами. Возможно, нас однажды признают полноправными членами общества. А пока
Пока «подай-принеси» кажется весьма удачным выбором.
Должность мне предложил Виктор Торий кто же еще?
Несмотря на некоторые разногласия в прошлом, в дальнейшем нам пришлось установить дружеский нейтралитет. И справедливости ради стоит признать: без профессора у нас ничего бы не вышло
Он врывается в лабораторию как обычно взъерошенный, нервный. Я благоразумно отступаю, придерживаю ногой дверь, рукой коробку с реактивами. А он швыряет куртку на стул и тут же набрасывается на меня:
Ян! Почему ты не сказал мне?
Я привык к его выпадам. Поэтому аккуратно ставлю коробку на стол и спокойно отвечаю ему:
Реактивы пришли утром. Сейчас составлю опись.
Между его бровями пролегает болезненная складка. Он расстроено смотрит на меня и сбавляет тон.
Да какие там реактивы плевать! Почему ты не рассказал мне про Пола?
Вот оно что.
Но ты все равно узнал, спокойно отвечаю я и достаю из коробки формуляр описи. Бумажную работу я не любил никогда, но кто-то ведь должен выполнять и ее.
Почему я узнаю из десятых рук и только сегодня? продолжает настаивать Торий. У тебя ведь есть мой телефон. Я ведь повторял и не раз, что ты можешь звонить мне в любое время. В любое!
Не было нужды, между делом отвечаю я и продолжаю заполнять бумагу.
Он вырывает ее из моих рук, швыряет на стол.
Оставь ты эти реактивы в покое, Бога ради! Речь идет о жизни человека! Ты это понимаешь?
Васпы, поправляю его я. Понимаю.
Наши взгляды пересекаются. Его брови сердито нахмурены, но в глазах стоит вина. Я знаю, он тоже винит себя за многие наши неудачи. За то, что косвенно одобрил бесчеловечные эксперименты, проводимые в Даре. За то, что ему стоило усилий и времени перебороть себя и признать в васпах не просто подопытных дрозофил, а разумных существ, достойных лучшей жизни. Я ценю и уважаю его за это.
Однако когда большую часть времени на тебя смотрят взглядом побитой собаки, это начинает раздражать.
Мне жаль, снова говорит Торий и отводит глаза. Жаль, что он так и не смог найти свое место в жизни.
Он вздыхает, хмурится, бросает на меня косые взгляды. И я понимаю, что Торий хочет сказать мне что-то важное. И просто жду. И слушаю, как за дверью по своим делам спешат сотрудники Института их шаги легки, их голоса беззаботны. А я думаю о том, насколько разные наши миры. Думаю о том, что все они и каждый из них и Торий, и его коллеги и лаборанты радовались и огорчались, когда меня учили молчать и терпеть. Любили, когда меня учили ненавидеть. Созидали, когда меня учили разрушать.