Хан Ган - Человеческие поступки стр 49.

А что бы ты ответила ему сейчас? Тела пришлось обернуть флагом, чтобы хоть как-то показать, что они не куски пушечного мяса. Поэтому люди и молились отчаянно, и пели гимн страны.

С того лета прошло уже больше двадцати лет. «Красные суки, вас всех надо вырубить под корень». Оставив позади то время, когда вместе с грязным матом на твое тело выливали воду, ты дожила до сегодняшнего дня. Пути назад, в ту жизнь до того лета, уже нет. Способа вернуться в прежний мир без жестоких убийств, без пыток, нет.

Не знаю, чьи шаги раздаются у двери.

Не знаю и того, шаги ли это всегда одного и того же человека или каждый раз другого.

Не знаю, может, они приходят не по одному. Может, приходит сразу много людей, тех, что рассеялись тусклыми лучами, проникли друг в друга и стали одним воздушно-легким телом?

Только вот какие мысли приходят к тебе время от времени.

Когда средь бела дня, в очень тихое воскресенье ты смотришь на залитое солнцем окно, а память вдруг рисует смутный профиль Тонхо, не его ли дух приходит к тебе в виде проблеска, мелькнувшего перед глазами? Когда на рассвете ты просыпаешься с мокрыми щеками после сна, которого не можешь вспомнить, и неожиданно четче становятся очертания лица Тонхо, не его ли дух витает рядом? Если существует пространство, где обитают духи, то какое оно совсем темное или сумрачное? Собрались ли там духи Тонхо, Чинсу, духи лежавших в зале спортивной школы людей, которых ты своими руками приводила в порядок, или они разлетелись, каждый в свою обитель?

Ты знаешь, что человек сам по себе не может стать ни смелым, ни сильным.

Ты всегда из всех зол выбирала меньшее. Когда полицейский наступил тебе на низ живота, ты решила оставить Союз рабочих. После выхода из тюрьмы ты некоторое время участвовала в рабочем движении вместе с Сонхи, но, в отличие от нее, брала на себя ответственность только за дела, не связанные с риском. Несмотря на возражение Сонхи, ты выбрала организацию другого типа и, зная, что этим нанесла Сонхи глубокую рану, не искала с ней встреч. В конце концов ты решила, что в понедельник утром зайдешь на почту и отправишь назад Юну портативный диктофон и чистые кассеты, лежащие сейчас в рюкзаке, оттягивающем твои плечи.

Однако вместе с тем ты знаешь: если снова наступит время, похожее на весну того года, ты наверняка сделаешь тот же самый выбор. Как в начальной школе на соревнованиях по выбиванию мячом противника, когда ты ловко уклонялась от ударов и в результате, оставшись одна, должна была ловить мяч, летящий прямо в тебя. Как в тот час, когда ты, захваченная звонкой песней девушек, разносившейся из автобуса по всей улице, пошла следом на площадь туда, где стояли вооруженные солдаты. Как в ту последнюю ночь, когда ты молча подняла руку, показывая, что готова стоять до конца. «Нельзя позволить себе стать жертвой. Нельзя допустить, чтобы тебя называли жертвой»,  говорила Сонхи. Это было ночью на крыше, когда проснувшаяся луна молча взирала с высоты на собравшихся в кружок молоденьких девушек. А кто из них положил тебе в рот кусочек персика? Этого ты уже не можешь вспомнить.

Не знаю, что я хочу сказать тебе при встрече, онни.

Могу ли я встретиться с тобой, не причинив тебе боли напоминанием о том времени, когда я отвернулась от тебя и, словно залив свое сердце цементом, собиралась разом скрутить, засунуть куда-то и закупорить все то сложное, горячее, истрепавшееся все то, что было связано с тобой?

Но даже если мне удастся не сделать тебе больно, онни, что я могу тебе сказать?

Ты идешь дальше, оставив позади больничное отделение. Пересекаешь по центру газон, в ожидании рассвета начинающий потихоньку светлеть. Поворачиваешь руки назад к тяжелому, как будто набитому железом, рюкзаку, и подпираешь его, приподнимая. Словно несешь ребенка на спине. Словно успокаиваешь его, подкладывая руки под детское одеяльце.

На мне лежит ответственность, не так ли?

Плотно сжав губы, ты обращаешься к синеватой темноте, волнами накатывающей на тебя.

Если бы я велела тебе идти домой, если бы после того, как мы вместе съели роллы, я встала и строго сказала бы тебе идти домой, ты бы не остался там. Не так ли?

Поэтому ты приходишь ко мне?

Чтобы спросить, почему я до сих пор живу.

Поэтому ты приходишь ко мне?

Чтобы спросить, почему я до сих пор живу.

Ты идешь, устремив вперед глаза, а в них заметны красные прожилки, словно кто-то чем-то острым одну за другой провел алые линии. Ты идешь быстрыми шагами в сторону освещенного реанимационного отделения.

Онни,

Когда я увижу тебя, то скажу тебе только одно. Если ты позволишь мне.

Если только позволишь мне.

Одновременно гаснут фонари, освещавшие дорогу между зданием ритуальных услуг, реанимационным отделением, корпусами отделений и главным входом на территорию больницы. Ты идешь с поднятой головой по белой прямой линии, проведенной посередине дороги. Холодные капли дождя падают тебе на макушку, на асфальт, куда ступают твои ноги в кроссовках, и растекаются.

Не умирай.

Только не умирай.

Глава 6

Туда, где цвели цветы

Я пошла следом за этим мальчуганом.

Шагал он быстро, а я старая, и где уж мне было угнаться за ним, таким шустрым. Хоть бы голову повернул немного в сторону, я б профиль его увидела, так нет, он не смотрел по сторонам, смотрел только вперед.