Кроме того, ты должна сама составлять план мероприятий и много времени тратить на его осуществление. Конечно, по сравнению с коллегами ты загружена сверх нормы, но для тебя, привыкшей к работе допоздна и по выходным, это не является большой проблемой. Вместо ежемесячного заработка ты получаешь деньги за сделанную работу, и прожить на эту сумму иногда бывает трудно, но на прежнем месте условия были намного хуже.
Десять лет ты работала в системе, имевшей дело с опасными материалами, медленно убивающими человека. Радиоактивные элементы с длинным периодом полураспада. Пищевые добавки уже запрещенные, но еще применяющиеся, или те, что в будущем должны быть запрещены. Вызывающие рак и лейкемию токсичные вещества в промышленности, пестициды и химические удобрения в сельском хозяйстве. Проекты гражданского строительства, разрушающие экосистему.
Очевидно, мир, представленный в аудиокассетах Юна, совсем другой.
Твое воображение рисует лицо Юна, которого ты никогда не видела. А вот его офис, широкий стол, на нем кассеты, сложенные в ряд. На бирке каждой из них небрежным почерком написаны дата и имя. Ты представляешь узкую блестящую коричневую ленту, по всей длине которой запечатлены человеческие голоса, повествующие о быстрой смерти: мире оружий, штыков и дубинок, пота, крови и мяса, мокрых полотенец, шил и железных труб.
Ты кладешь диктофон на стол. Наклоняешься, чтобы открыть дверцу шкафа. Достаешь диссертацию Юна и находишь страницу, с которой начинаются признания свидетелей.
Они приказали нам опустить головы, поэтому никто не мог знать, куда нас везут.
Перед каким-то зданием на тихом холме нас стащили с грузовика. Стали бить, как в армии, когда бывает, старшие избивают младших, издеваясь над ними. Они пинали нас, крыли матом, приклады их карабинов летали по нашим головам и телам. Один полный мужчина лет пятидесяти, в белой рубашке и широких костюмных брюках, не выдержав побоев, закричал:
Лучше убейте!
Они тут же окружили его. И принялись молотить дубинками, как будто на самом деле собрались убить. Оцепенев, мы смотрели на этого мужчину, смотрели, как он в один момент свалился без сил и перестал шевелиться. Они набрали в ведро воды, вылили на окровавленное лицо и сфотографировали. Глаза мужчины были наполовину открыты. С чистого подбородка и щек стекала вода розового цвета.
Вот так они расправлялись с нами все три дня, что держали нас в этом здании, похожем на обычный актовый зал. Днем они подавляли протесты на улицах, а вечером приходили к нам, всегда пьяные, и тем, кто попадался им на глаза во время избиений, было несдобровать. Когда жертва от ударов теряла сознание, они пинками отбрасывали ее в угол, как мяч, хватали за волосы и разбивали затылок об стену. Когда человек испускал дух, они выливали воду на лицо, фотографировали и уносили куда-то на носилках.
Я молился каждый день. Никогда не ходивший ни в буддийский храм, ни в христианскую церковь, я молился, умолял всевышние силы только об одном: вызволить меня из этого ада. К великому удивлению, моя молитва была услышана. Неожиданно из двухсот с лишним заточенных там людей около половины, включая меня, оказались на свободе. Спустя время я узнал, что с образованием гражданского ополчения военные, применив тактику отступления, решили избавиться от большого количества людей, мешающих передвигаться, отобрали наугад часть из них и отпустили.
Я молился каждый день. Никогда не ходивший ни в буддийский храм, ни в христианскую церковь, я молился, умолял всевышние силы только об одном: вызволить меня из этого ада. К великому удивлению, моя молитва была услышана. Неожиданно из двухсот с лишним заточенных там людей около половины, включая меня, оказались на свободе. Спустя время я узнал, что с образованием гражданского ополчения военные, применив тактику отступления, решили избавиться от большого количества людей, мешающих передвигаться, отобрали наугад часть из них и отпустили.
Нас снова посадили в грузовик, и, пока мы спускались с холма, никто не мог поднять голову. То ли тогда я был еще молодым, не знаю, но мне очень хотелось узнать, просто безумно хотелось узнать, где мы находимся, и я незаметно приподнял голову. Мы ехали, стоя на коленях, мое место было как раз последним в ряду, что и позволило краем глаза видеть то, что проносилось мимо.
О, мне и во сне не могло бы присниться, что это место университет.
На холме за стадионом, куда мы с друзьями по выходным ходили играть в футбол, не так давно построили здание с лекционный залом, и именно там я томился три дня. На оккупированной военными территории университета не было видно ни души. Грузовик мчался по широкой и тихой, как кладбище, дороге, как вдруг в поле моего зрения попали две студентки. Они лежали на газоне и как будто спали. Девушки были в джинсах, а на груди виднелся желтый плакат, словно наброшенный на них. «Долой военное положение!» было крупно выведено на нем ярким маркером.
Я не знаю, почему лица этих девушек, промелькнувших за несколько секунд, так четко запечатлелись в моей памяти.
Эти лица видятся мне каждый раз в те мгновенья, когда я засыпаю и когда только просыпаюсь. Они отчетливо возникают перед глазами, словно я вижу их прямо сейчас: девушки ровно лежат на газоне, бледная кожа, сжатые губы, плакат на груди. Они возникают вместе с лицом мужчины, у которого наполовину открыты глаза, а с подбородка и щек стекает вода розового цвета Вырезать эти картины уже невозможно, они навсегда запечатлелись под моими веками.