Командир, Алесь Бабич тяжело дышал, утирал со лба пот. Слышь, командир.
Чего тебе? Докучаев привстал навстречу.
Красавчик свинтил.
Как это свинтил? Докучаев вскочил на ноги. Когда свинтил? Куда?
Алесь не ответил. Развернулся и тяжело побежал от выдвижного поста к стоянке. Докучаев, бранясь на ходу, помчался за ним.
На том месте, где укладывался вчера спать Миронов, сидела, ссутулившись, Смерть.
Ушел! ахнул Докучаев. Ушел же!
И жратву прихватил, гнида, откликнулся Бабич.
Никуда он не ушел, тихо сказала Смерть. От меня не уходят. Там он, Смерть махнула костлявой рукой на юг. Неподалеку.
Миронов лежал, раскинув руки, навзничь. Его некогда красивое, волевое лицо раздулось, превратившись в уродливую синюшно-багровую маску.
Ну, что делать будем? Докучаев разложил на брезенте мины, растерянно переводя взгляд с одной на другую. Кто умеет с ними обращаться?
Партизаны молчали. Опыта железнодорожных диверсий ни у одного из них не было.
Я видал, как надо устанавливать, угрюмо сказал Каплан. Этот показывал, он кивнул на юг, туда, где нашел Смерть Миронов. Только сам ни разу не делал.
Значит, пойдешь на насыпь, заключил Докучаев. Остальные будут прикрывать. Сам-то не подорвешься?
А если даже подорвусь, Левка пожал плечами. Беда небольшая, с учетом он быстро посмотрел на Смерть, отвел взгляд. С учетом некоторых обстоятельств.
Эти выбросьте, велела неожиданно Смерть, выпростав из рукава костлявое запястье и ткнув им в сторону прямоугольных фанерных ящиков с маркировкой МЗД-2. То замедленного действия мины, их без навыка не поставишь. А эти пакуйте, кивнула она на невзрачные белесые кубики с прикрученными по бокам батарейками. Как заряжать, я покажу, они простые. Провод, что из батарейки торчит, видите? Это замыкатель, его надо выложить на рельс и примотать к нему бечевкой. А саму мину прикопать снизу.
А ты откуда знаешь? изумился Докучаев.
Да насмотрелась, хмыкнула Смерть. Когда всяких-разных забирала.
Наших? уточнил Докучаев.
Всяких, отмахнулась Смерть. В основном, всё же ваших, добавила она миг спустя.
К железной дороге вышли к трем пополудни. Последние километры преодолевали осторожно, след в след, а когда в просветы между ветвями стала видна насыпь, старый Лабань вскинул руку в предупредительном жесте. Дальше он двинулся один, короткими перебежками от ствола к стволу. Добрался до опушки, присел. Раздвинув кусты можжевельника, выглянул наружу. Затем осторожно попятился и поманил Докучаева.
Минут пять Докучаев водил окулярами бинокля вдоль уходящего вниз, к железнодорожному мосту затяжного пологого спуска. Задержал окуляры на сбитом у крайнего пролета приземистом сооружении с жестяной крышей. Перевел дальше, посчитал покуривающих на лавке солдат, приплюсовал часовых, отметил собачий вольер, затем подался назад и сунул бинокль в футляр.
Взвода два будет, прошептал он на ухо Лабаню. И, похоже, кинологическое боевое подразделение в придачу.
Одна разница, пожал плечами старик. Будь там хоть рота, хоть дивизия, конец нам один.
Есть разница, сказал Докучаев твердо. Этих мы удержим, пока не подойдет поезд. Этих должны удержать. Пошли назад.
Ночи дожидались километрах в трех от насыпи. За пять неполных часов по железной дороге прошло два эшелона.
Послушай, Докучаев неожиданно дернулся, повернулся к Смерти. А ты нас как забирать будешь, ко времени? Если ко времени, торопиться нам надо.
Да нет, Смерть ненадолго задумалась. Не ко времени, заберу, как получится.
Тогда ладно.
К десяти стемнело окончательно, и Докучаев приказал выдвигаться.
Простимся, что ли? протянул Алесь Бабич.
Шагнул к Янке, обнял за плечи, привлек к себе. Та всхлипнула, уткнулась лицом в грудь.
Тогда ладно.
К десяти стемнело окончательно, и Докучаев приказал выдвигаться.
Простимся, что ли? протянул Алесь Бабич.
Шагнул к Янке, обнял за плечи, привлек к себе. Та всхлипнула, уткнулась лицом в грудь.
Ты это Алесь шмыгнул носом. Не серчай, если что. Играл я вчера на тебя.
Как это играл? запрокинула лицо Янка.
Обычно, в карты. Вон с ней, Бабич кивнул на Смерть. Думал, отобью тебя у нее. Не вышло, фраернулся с тузом, двойку вместо него дернул. Знал бы, руки бы себе оторвал. И тебя не вытащил, и себя, считай, приговорил.
Как это приговорил?
Да так. Неважно, пошли.
Докучаев установил ручник, приладил диск, оставшиеся два прикопал в землю. Поодаль устроился с самозарядкой Токарева Лабань. Приладил магазин к трофейному шмайссеру и залег в можжевельнике Бабич.
Давай, обернулся Докучаев к Каплану.
Ухватив мешок с минами, Левка протиснулся сквозь кусты. Отдышался и, волоча мешок за собой, полез на насыпь. Добрался до рельсов, зубами развязал стягивающую мешок тесьму, на ощупь выудил мину. Отложил в сторону, выдернул из чехла нож и принялся рыхлить щебенку. Грунт не поддавался, был он жестким и твердым, свалявшимся, спекшимся от времени, утрамбованным тысячами пронесшихся поверху поездов.
Левка выругался, упрятал нож в чехол, отомкнул от трехлинейки штык. С ним дело пошло быстрее лихорадочно работая штыком, как лопатой, и в кровь обдирая пальцы, Каплан наконец справился. Трясущимися руками нашарил мину, затолкал под рельс, освободил замыкатель. Теперь предстояло закрепить его на рельсе бечевкой, но проделать это Левка уже не мог не слушались сбитые в кровь пальцы. Каплан, стиснув в отчаянии зубы, застонал вслух от бессилия.