Благочестивые ослы
Шутовские епископы, пародии на богослужение и ритуалы, где привычные нормы и иерархии переворачивались с ног на голову, существовали не только в воображении мастеров, украшавших рукописи маргиналиями, но и в реальном мире, у них за окном.
С XII в. в разных епархиях Франции к праздникам, которые следовали за Рождеством: от дней св. Стефана (26 декабря), св. Иоанна Богослова (27 декабря) и Невинноубиенных младенцев (28 декабря) до Обрезания Господня (1 января) и Богоявления (6 января) были приурочены пародийные действа. Самое известное из них это «праздник иподиаконов», который также называли «праздником дураков» (festum fatuorum или festum stultorum). Изначально он, видимо, отмечался вполне чинно, а слово «дурак» означало не глупцов, безумцев или шутов, а смиренных и нищих духом, малых и юных таких же чистых, как сам новорожденный Иисус и вифлеемские младенцы, перебитые по приказу царя Ирода. Однако со временем это празднество стало выходить из берегов и порой, по разным свидетельствам, оборачивалось развеселой пародией на богослужение.
Благочестивые ослы
Шутовские епископы, пародии на богослужение и ритуалы, где привычные нормы и иерархии переворачивались с ног на голову, существовали не только в воображении мастеров, украшавших рукописи маргиналиями, но и в реальном мире, у них за окном.
С XII в. в разных епархиях Франции к праздникам, которые следовали за Рождеством: от дней св. Стефана (26 декабря), св. Иоанна Богослова (27 декабря) и Невинноубиенных младенцев (28 декабря) до Обрезания Господня (1 января) и Богоявления (6 января) были приурочены пародийные действа. Самое известное из них это «праздник иподиаконов», который также называли «праздником дураков» (festum fatuorum или festum stultorum). Изначально он, видимо, отмечался вполне чинно, а слово «дурак» означало не глупцов, безумцев или шутов, а смиренных и нищих духом, малых и юных таких же чистых, как сам новорожденный Иисус и вифлеемские младенцы, перебитые по приказу царя Ирода. Однако со временем это празднество стало выходить из берегов и порой, по разным свидетельствам, оборачивалось развеселой пародией на богослужение.
На время торжества младшие по чину и по возрасту клирики избирали из своей среды епископа, архиепископа или папу дураков. Ему вручали одежды и инсигнии настоящего прелата митру, посох и кольцо. В самом разнузданном варианте во время мессы, которую он служил, другие клирики, напялив маски или переодевшись в женщин, устраивали в храме танцы и распевали непристойные песни. Они поедали колбасы, резались в карты и кости, а вместо ладана кидали в кадило ошметки старых подметок. Дурацкий епископ разъезжал по городу и благословлял паству. Некоторые маргиналии, изображавшие странных клириков и непотребные богослужения, могли быть отголоском таких пародийных ритуалов.
В XV в. церковные власти иерархи, собравшиеся на Базельский собор, и профессора парижского факультета богословия, которые и до того периодически пытались вернуть эти действа в более чинное русло, повели против праздника дураков настоящее наступление. Постепенно они сумели его «приручить» (запретив дурацкому епископу служить мессу и благословлять народ, а клирикам носить маски и пьянствовать во время службы) или вовсе изгнали его из храмов на городскую площадь.
Близким родственником «праздника дураков» был «праздник осла», который устраивали в память о бегстве Святого семейства в Египет. По преданию, Дева Мария с Младенцем ехала на осле, а Иосиф шел рядом (25). В XVII в. один французский эрудит, ссылаясь на некую средневековую рукопись (до наших дней она не дошла, так что проверить его утверждения сложно), писал о том, что за пять столетий до того в городе Бове существовала следующая традиция. Девушку, которая исполняла роль Девы Марии, сажали на осла, и она с толпой клириков и мирян ехала из собора св. Петра в церковь св. Стефана этот путь символизировал бегство в Египет. Там их с ослом ставили у алтаря и служили торжественную мессу. Однако каждую ее часть («Входную», «Господи помилуй», «Славу в вышних») хор завершал ослиным ржанием (hin ham). Закончив мессу, священник вместо благословения тоже трижды ревел по-ослиному, а паства вместо «аминь» отвечала ему «hin ham, hin ham, hin ham».
25. Часослов. Западная Франция, третья четверть XV в.Genève. Bibliothèque de Genève. Ms. Latin 33. Fol. 79v
Святое семейство, скрываясь от царя Ирода, бежит из Палестины в Египет. Под этой сценой акробат, извернувшись, изображает осла, а оседлавшая его нагая девушка (блудница?) Деву Марию. Единственный, кого не хватает в пародии, это младенец Христос.
В Горлестонской псалтири, созданной в Англии в 13101324 гг., над строками 77-го псалма, где говорится о том, как Господь вывел израильтян из Египта, а они, странствуя по пустыне, прогневили его, изображен дьякон, потрясающий мечом. Осел, на котором он ехал, пал, сраженный видом обезьяны, выставившей свой красный зад (26). Если пролистать рукопись дальше, до 95-го псалма, то наверху листа появится точно такой же осел, но с другим всадником королем с флейтой и барабанами (27). Эти странные сценки очень напоминают два известных библейских сюжета обращение волхва Валаама и обращение иудея Савла, ставшего апостолом Павлом.