Анджали приступила к еде, тогда как остальные как раз доели.
Я решила что-нибудь сказать.
Мне жаль того, что случилось вчера в моей комнате Знаешь, когда ты ушла, я открыла эту дверь
Нет, нет, стой, отрывисто произнесла она. Прекрати говорить.
Что?
Она смотрела на девушек, которые собирали тарелки.
Как только мы остались одни, она опустила руку.
Я ничего не хочу об этом знать, сообщила она. Пожалуйста, не рассказывай мне. Я не оставалась в саду, но слышала про случившееся. Это снова произойдет, и я не хочу стать частью этого.
Что ты слышала? Что происходит? Они сказали, что до прошлого вечера никто не видел Кэтрин.
Почему ты не расскажешь мне, кто твоя мама? Это произошло восемнадцать лет назад, когда она была здесь. Вот что я слышала.
В дверь вошли какие-то девушки тоже опоздали. Я заметила, что Моне с ними не было. Она так настаивала, чтобы я успела на завтрак, а сама не появилась. Вместо этого ей надо было поспать, будто она всю ночь танцевала в хаосе города, который я до сих пор не посмотрела.
Пока остальные толпились у столика с продуктами и наливали себе сок, Анджали подалась вперед.
Слушай, прошипела она. Я забрала его у тебя на хранение, но не хочу держать в своей комнате. Даже не знаю, как он попал к тебе в руки, но нельзя ронять его на лестнице мог найти кто угодно. Даже Моне.
Мое лицо, наверное, посерело. Я видела это в ее глазах, словно она прокомментировала это. Она говорила про опал. Он на самом деле был не приснился мне.
Твоя дверь была заперта, но я оставила его снаружи.
Я была так рада, что едва могла говорить.
Спасибо, сказала я. Мне пора.
Я встала и со скрипом отодвинула стул. Ничего не съела, но и не была голодна. Я выбежала сквозь двери в тамбур, примыкающий к кухне. Мои имя и заказ вычеркнули на листке, сверху стояли грязные тарелки и зеленые стаканы. Кухня до сих пор была пустой. В раковине бежала вода, но рядом с ней никто не стоял.
Как и обещала Анджали, у двери меня кое-что поджидало. Обернутое в футболку, спрятанное внутри. Кольцо с опалом было холодным, поверхность гладкая, оправа тонкая и серебристая. Может, я и уронила его вчера где-то на лестнице, но камень не раскрошился, не сломался. Оно выглядело идеально, как и на молодой руке моей мамы.
С ним я нашла и записку без подписи, написанную изящным почерком.
Помоги мне выбраться.
В этом не было смысла. Я думала, Анджали здесь счастлива. Как и каждая девушка. А вообще это она написала?
Я почему-то отправилась осмотреть пустую общую комнату. В ней было мрачно и пыльно, в ней кишели искривленные тени, падающие от дерева с лифчиками и шатких абажуров. У одной из стен выстроилась обувь, создавая темное озеро. Здесь никого не было, но где-то в моей голове раздражающим шепотом задавался вопрос: «А ты уверена?»
Я осторожно порвала записку и смыла ее в унитаз. Не все хотели здесь находиться. Не все считали это место безопасным. Анджали хотела уйти, но я только что приехала. Хотела остаться. Но все равно заперла дверь, вернувшись в комнату, чтобы одеться.
Земля и асфальт
Они хотели, чтобы тем вечером я присоединилась к ним в саду, но что-то меня удерживало. Возможно, давила надежда, с какой они все смотрели на меня, но я заверила себя, что это лишь желание увидеть город, понять, что я могу найти на орбите этого дома.
Я выскользнула в ворота «Кэтрин Хаус» и пошла. Потерялась в лабиринте Вест-Виллидж, а потом нашла дорогу на восток, ведущую к сети городских улиц. Проходили часы, и я решила провести на улице столько времени, сколько смогу вынести. Звезд на небе не было, но огни зданий мерцали. И на улице происходило столько всего, что я почти не смотрела наверх.
Я останавливалась у окон ресторанов, не желая тратить оставшиеся деньги и сидеть за столом в одиночестве. Примерила около десятка пар обуви на Восьмой улице. Мой размер, шестерка с половиной, совпадал с маминым, но я не могла позволить себе покупку хотя бы одной пары. Я отыскала магазин подержанных книг и филиал публичной библиотеки. Один раз мне показалось, что в узком переулке я увидела Моне, стоящую с поднятым баллончиком краски у красочного граффити, но моргнула и поняла, что это было лишь какое-то движение у кирпичной стены. В другой раз мне показалось, я видела ее у уличной тележки. Но у повернувшейся девушки оказалось другое лицо, и она ела крендель.
Голова болела все в том же месте, и к наступлению глубокой ночи я натерла мозоли, ступни жгло. Слабая лодыжка сдалась, когда я наступила на мощеный участок улицы, и я, сидя на обочине и потирая лодыжку, пока мимо проносился ручеек ног в черной обуви, поражалась, как она не подвернулась раньше. Никто не наклонился проверить, в порядке ли я.
Приближалась полночь. Посмотрев на другую сторону улицы, где мощеная дорога встречалась с асфальтом вроде там находился «Сохо», я снова ее увидела. В этот раз ее волосы были ярче, бордового цвета в тени, кроваво-красные под светом уличных ламп. Она исчезла в туннеле метро прежде, чем я смогла встать и последовать за ней.
Я не знала, куда она направлялась, но приближался комендантский час. В моей груди неистово колотилось сердце, сообщавшее, что осталось всего несколько минут до возвращения в «Кэтрин Хаус», а впереди еще много кварталов. Меня тянуло туда магнитом, и я не могла ему противостоять.