Как нам представляется, существующая редакция ст. 107 и 113 УК РФ лишила «внезапность» важного уголовно-правового значения, предусмотрев в качестве вызывающего ее фактора длительную психотравмирующую ситуацию. Доктрина уголовного права стремится помешать этому и в рассматриваемое понятие вкладывает не свойственное ему значение.
Как нам представляется, существующая редакция ст. 107 и 113 УК РФ лишила «внезапность» важного уголовно-правового значения, предусмотрев в качестве вызывающего ее фактора длительную психотравмирующую ситуацию. Доктрина уголовного права стремится помешать этому и в рассматриваемое понятие вкладывает не свойственное ему значение.
На наш взгляд, пришло время отказаться от признака внезапности и вообще исключить из статей 107 и 113 УК РФ указание на «внезапно возникшее сильное душевное волнение», поскольку оно есть не что иное, как один из видов аффекта.
В то же время необходимо расширить практическое применение статей, введя в их диспозиции более общий термин «аффективное состояние, оказывающее определяющее влияние на сознание и волю лица». Указание на степень влияния эмоциональных состояний на поведение виновного создаст определенный запас прочности юридическим формулам и позволит суду избежать ошибок при квалификации преступлений, спровоцированных отрицательным поведением потерпевших.
Для квалификации деяний, предусмотренных ст. 107 и 113 УК РФ, большое значение имеет анализ субъективной стороны, включающей в себя не только умысел, мотив, но и эмоции.
Как отмечал еще А. А. Пионтковский, «рассмотрение эмоциональной стороны совершенного деяния позволяет более глубоко понять его мотивы, направленность умысла и таким путем более глубоко выяснить характер вины в данном преступлении»[289]. По своей природе эмоции выражают качественную сторону деятельности, характеризуют глубоко субъективное отношение человека к происходящему, придают яркость и живость мотивам. «Они составляют динамико-энергетическую сторону мотивации, энергетический источник сознательной активности»[290]. Наиболее ярко эмоции проявляются при аффекте.
Что же касается формы вины, то, несомненно, аффектированные преступления умышленные. Однако относительно вида умысла в доктрине уголовного права не выработалось единой позиции.
Практически все ученые единодушны в том, что следует выделять особый «аффектированный» умысел, который возникает и реализуется в состоянии аффекта, носит на себе его отпечаток.
Признавая существование данного вида умысла, нельзя согласиться с Я. Костарчук-Грушковой, утверждающей, что «внутренняя техническая сторона действия может быть результатом холодного помысла и следствием приготовлений, а фактическое действие непременно должно быть совершено в состоянии аффекта»[291].
Что же касается вида «аффектированного умысла», то большинство авторов предлагают в каждом конкретном случае исходить из фактических обстоятельств дела и допускают как прямой, так и косвенный умысел.
В. Н. Ткаченко, напротив, настаивает на существовании лишь косвенного умысла[292]. На наш взгляд, довод автора о том, что «умысел в этом случае возникает внезапно, человек в значительной мере теряет контроль над своими поступками, не может регулировать их интенсивность», характеризует лишь момент возникновения умысла, а не его вид.
В защиту позиции В. Н. Ткаченко выступает Т. Ткаченко. По его мнению, «человек в состоянии аффекта действует хаотично и нецеленаправленно, поскольку динамическая часть поведения преобладает над смысловой. Далее, вследствие перевозбуждения снижается возможность управления своим поведением. Это, в свою очередь, свидетельствует об отсутствии цели действий»[293].
Иную позицию высказывают психологи. Многие из них вообще отрицают наличие импульсивных действий в состоянии аффекта[294]. Авторы указывают, что «при совершении преступлений в состоянии сильного душевного волнения виновный не только предвидит наступление преступного результата, но и направляет свою волю на его достижение»[295].
Сторонники этой позиции особо подчеркивают, что в рассматриваемых случаях действия не являются непроизвольными, носят целенаправленный характер. «Для преступления, совершенного в состоянии аффекта как сложного волевого действия, присуще планирование, которое включает в себя выбор средств и путей, ведущих к достижению цели»[296]. Целенаправленность же действий говорит о том, что они совершаются с прямым умыслом. Ведь обязательный признак последнего цель на достижение определенного преступного результата. Причем такой результат может выступать как в качестве конечной цели, так и средства для достижения других целей. То обстоятельство, что преступные последствия не всегда являются конечной целью, не меняет вид умысла: он остается прямым. «Различные психологические оттенки волевого отношения к наступившим последствиям не имеют значения и не трансформируют прямой умысел в косвенный»[297].
О том, что аффектированные преступления имеют свои цели, и, следовательно, могут считаться совершенными с прямым умыслом, говорит механизм их реализации[298].