А полы моют роботы два робота со щетками и емкостями для воды, похожие на ожившие тележки. Мы их прозвали Красный и Синий, по цвету ведер.
Хочешь семок?
Не-а. Я сажусь напротив. Не понимаю, как она все время ест я здесь совсем разучилась есть. Приходится заставлять себя, потому что во мне-то нет «загадочного агента», как в детях, и без еды я помру по-настоящему.
Мне вчера мозги трахали, сообщила Машка. Вечером уже. Давайте доверять друг другу, давайте наблюдать, все такое.
Мне вчера мозги трахали, сообщила Машка. Вечером уже. Давайте доверять друг другу, давайте наблюдать, все такое.
Вот-вот.
Машка презрительно сплюнула шелуху.
Заняться им нечем. Не знают уже, что делать, все перепробовали, ничего не нашли. И вот так всегда Уж выпустили бы нас отсюда. Мы же не опасные! А они вообще дети!
Она кивнула на малышню, столпившуюся возле игрушечного развала. Понятно, ищут новенькое Не знаю, кто приносит сюда эти игрушки и забирает сломанные. Иногда мне кажется, что тоже робот. Все здесь роботы, кроме нас.
Эй, Тема! Темчик! Машка подхватывает полы халата, вперевалку бежит к детям, отнимает что-то у крепыша Темы. Ты что делаешь, дурень, у него же второй глаз вытечет, а новый не вырастет! Ты ему зачем в глаз-то тычешь!
Да, это проблема. Дети перестали чувствовать боль, и их это забавляет. Нет-нет да и начинают тыкать друг в друга всем, что под руку подвернется, и хоть мы следим, но самый тихоня, Сашка, поплатился за забаву глазом. Правда, ни он сам, ни обидчик Тема по этому поводу не переживали. И не переживают.
Не понимают, глупые, что для них любая травма навсегда.
Тема молчит, только криво улыбается почерневшими губами. У него правая половина лица распорота до кости распластало еще тогда, во время катастрофы. Потом рассеченные ткани хирурги стянули пластиковыми скобами в цвет кожи, чтоб не так страшно смотрелось, и все.
В цвет живой кожи. Но теперь, на фоне темно-серого Теминого лица, эти скобы кажутся неестественно розовыми. Лучше б черные были, честное слово.
Ну, чего молчишь, сиротинушка? Дай обниму! Все, никто никого не обижает, играйте!
Темчик единственный, кого бросила мать. Взяла и бросила. Так и сказала: «У меня еще трое живых и здоровых, мне их кормить и учить надо! А этот умер, не воротишь». Написала официальный отказ.
Мы ее, конечно, все осуждаем. И Темчика жалко. Он и раньше-то был бука, все сам с собой в углу машинку катал, а теперь совсем одичал, даже не разговаривает. Машинку, которую мать ему сюда передала, растоптал у меня чуть сердце не разорвалось, когда я увидела. Как он ее молча, с ожесточением топтал и ломал, а потом сел на обломки и не давал себя увести. Ни нам, ни «воспитательнице» Нине Николаевне, которая за ним приглядывает через очки защитного комбинезона.
Мы эту мать, конечно, осуждаем. Но еще в глубине души я немного завидую. Остальные, наверное, тоже. Потому что мы все хотим жить и выйти отсюда но как, если здесь наши дети?!
Боль неожиданно ввинчивается в висок, как сверло, а вместе с ней прилетает пронзительный детский визг:
И-и-и-и-и-и-и-и-и!..
Оборачиваюсь Темчик не успокоился, несмотря на Машкино вмешательство. Едва мы отошли взялся отнимать что-то у мелкого Кирюхи, Кирюха заорал что было мочи. Они у нас сейчас плачут и кричат, только если что-то отнять боли-то не чувствуют. А Темчик, вырвав игрушку теперь я вижу, что это жестяное ведерко, принялся колотить Кирилла по всему, что подвернется. По лицу, по рукам, по ребрам Жестоко, исступленно, словно и не маленький ребенок.
Мы бросились обратно. Дверь напротив распахнулась, примчались воспитательница Нина Николаевна и психолог, похожие на космонавтов в своих защитных костюмах, и мы все принялись растаскивать детей. Аккуратно растаскивать, чтобы ненароком кому-нибудь что-нибудь не повредить.
Вскоре Кирюха уже сопел на руках у прибежавшей матери, а Темчик исподлобья кидал на нас мрачные взгляды из угла, где над ним ворковала психолог. Видал он все ее воркования А ведь он как звереныш, подумала я. Звереныш, который рос, зная только побои и предательства, и сам не научился ничему другому. Мать бросила его, мы ему чужие, а этим теткам в защитных шлемах он тем более не верит. И не поверит никогда, потому что они тоже чужие и им на него плевать. Он для них подопытная крыска, материал для диссертации, и, пусть ему пять лет, он это прекрасно чувствует. Все мы тут чувствуем, кто мы для них на самом деле.
Психолог взяла Темчика за руку и повела куда-то. Он шел вроде бы покорно, но продолжал зыркать вокруг, и мне на мгновение стало не по себе.
Висок постепенно отпустило, но остались слабость и легкий озноб. Простыла я, что ли? Да откуда простуде взяться в нашем-то стерильном аду?..
Ты чего за голову держишься? с подозрением спросила подруга. Смотри, так кое-что начинается, потом скажу
Да ничего, просто кольнуло Где там дети-то наши, им на процедуры пора!
Да ничего, просто кольнуло Где там дети-то наши, им на процедуры пора!
Лиза, простите, что у нас вторая консультация за день, но это важно. Это касается Темы, его приступа агрессии
Что вы хотите узнать? Мы все были там, и вы, и мы что я нового расскажу?