Тем временем Андреа и Людовика убегают и скрываются за забором. Я нахожу это непростительным. Не знаю, чего они больше заслуживают наказания или снисхождения, но что меня по-настоящему приводит в бешенство, так это положение, в котором я оказался. Зачем он сказал мне, чтобы я ждал, пока они поцелуются? Зачем? Неужели они не могут поцеловаться в другой день, когда за ним заедет мать или бебиситтер?
Я в растерянности. Нетерпеливо хожу взад-вперед и, не выдержав, начинаю кричать: «Андреааа, хватит, пора ехать! Андреааа, нас ждет мама!» Понимаю, что нехорошо мешать человеку целоваться. А что подумает про него Людовика? Да сколько же можно целоваться в пять лет! Озабоченный, продолжаю звать сына.
Наконец Андреа и Людовика показываются и бегут ко мне.
Папа, там столько людей ходит, что мы не можем поцеловаться. Подожди еще, просит Андреа.
Хмурый взгляд Людовики как бы вопрошает: «Есть проблемы?»
Как это подожди? взрываюсь я.
Но они уже снова скрылись за забором. Я замечаю, что чешу в затылке, продолжая кричать:
Хватит! Пора домой! Пора ужинать!
Эти слова не имеют смысла. На самом деле я хочу и должен кричать совсем другое, а именно: «Вы дети, вам по пять лет, и вы не должны целоваться в губы! В любом случае я не должен знать, что в эту минуту вы целуетесь в губы! Какого хрена ты мне сказал, чтобы я ждал, пока вы будете целоваться?»
Наконец они снова появились на этот раз довольные, возбужденные. Людовика тут же побежала к кому-то, стоящему поодаль. Я было подумал, что надо побежать с ней и извиниться перед этим кем-то, но сразу понял, что если никто ничего не знает, тем лучше. Взбудораженный Андреа сообщил мне, что сначала она поцеловала его сюда (между носом и верхней губой), а потом сюда (в губы). И, сказав это, счастливый, быстро побежал от меня. Когда я догнал его, он сказал, что расскажет то же самое всем членам семьи и бебиситтерше, но только нам, и больше никому.
Прошу тебя, больше никому ни слова, предупредил я.
И ты тоже, сказал он.
Договорились, заверил я его.
Когда дома мне говорят, что я не должен мыть голову этим шампунем, имея в виду, что он слишком хорош для меня.
Официанты, когда приносят горячее и, ставя передо мной тарелку, говорят: «Вуаля!»
Когда кто-то говорит, что мы все должны действовать заодно. И поскольку это говорится в моем присутствии, значит, я тоже.
Я делаю подарок. Говорю:
Если тебе не нравится, можешь поменять.
Что ты! отвечают мне. Это мой любимый цвет. Ты угадал.
И на следующий день бегут в магазин менять подарок.
Притом что всем известно, что собаки живут меньше людей, люди продолжают заводить собак.
Не знаю, насколько оно соответствует действительности, но у меня такое впечатление, что в последнее время выходит все больше книг о животных. Постоянно растущая гора страниц, посвященных уму и отзывчивости животных, рассказывает об их сходстве с человеком и даже превосходстве над человеком.
Что касается меня, то вынужден признаться, что я не люблю животных. Не люблю и поэтому не виноват, что меня раздражает огромное количество книг о них. Если я должен согласиться с мнением, что животные так похожи на человека и такие же умные, как он, тогда я попросту всецело на стороне человека.
Если говорить о собаках, то они вечно норовят тебя облизать. Летом подойдут и лижут голые ноги. А мне не нравится, чтобы меня лизали. И не только животные. Не нравится, и точка. Не считая интимных обстоятельств при непременном условии очевидного обоюдного согласия. Если бы кому-то вздумалось лизнуть меня на улице, я бы, мягко говоря, не обрадовался. Поэтому не понимаю, почему я должен радоваться, когда меня лижет собака, что бы она этим своим лизанием ни выражала.
Ясно, что это моя проблема. Так или иначе, но в последнее время выходит все больше книг о животных.
Идет дождь. Когда у тебя в кои-то веки есть работающий зонт и ты не забыл его дома либо где-нибудь еще, рядом с тобой обязательно оказывается человек, у которого сломался зонтик или который забыл его дома либо где-нибудь еще. И тебе приходится выручить этого человека. Весь путь вы будете меняться местами так, дескать, удобнее и по очереди говорить: «Может, лучше нести его мне?», и, когда зонт у тебя, ты любезно стараешься держать его так, чтобы он закрывал другого лучше, чем тебя. Но другой продолжает требовать: держи немного выше, опусти, держи ближе ко мне, а то я промокну. В конце концов он скажет: «Может, лучше нести его мне?» И ты передашь зонт ему, и наступит твоя очередь говорить: держи выше, опусти, держи ближе ко мне
Четвертого октября, в День св. Франциска (Сан Франческо), я отключаю мобильник, но это не помогает. Родственники и друзья из Казерты звонят мне на домашний или набирают номера тех, кто может быть рядом со мной. Они ищут меня, как искала бы полиция, если бы я совершил преступление. Ищут, потому что для них очень важно поздравить меня с днем ангела.
Четвертого октября, в День св. Франциска (Сан Франческо), я отключаю мобильник, но это не помогает. Родственники и друзья из Казерты звонят мне на домашний или набирают номера тех, кто может быть рядом со мной. Они ищут меня, как искала бы полиция, если бы я совершил преступление. Ищут, потому что для них очень важно поздравить меня с днем ангела.