Если звоню я, значит, мне есть что тебе сказать, а не наоборот. Если же ты хочешь что-то сказать мне, тогда звонишь ты.
Собрания жильцов в самых высоких небоскребах на свете. О возможности таких собраний, я уверен, при проектировании этих архитектурных колоссов никто не думал.
Красивая женщина, которая в самолете на пути из Рима в Турин, сев на соседнее место, сказала, что боится летать, и спросила: «Можно я буду держать тебя за руку?» Я согласился, и мы держались за руки все время полета.
Она действительно боялась и действительно хотела держать меня за руку только поэтому.
Некоторые виды спорта, претендующие на включение в программу Олимпийских игр.
И особенно газетные статьи на эту тему.
Представлять себе каждодневные тренировки желающих увидеть свое имя в «Книге рекордов Гиннесса».
Всякий раз, когда мне говорят: «Минуты будничного счастья» были лучше.
Табличка с надписью в некоторых общественных туалетах: «Просьба оставлять за собой туалет чистым».
В ресторане, войдя в туалет, обнаруживаю загаженный унитаз. Хочу спустить воду, но сливной бачок не работает.
Ты мне, отвечает она.
Но если позвонил я, разве не я должен говорить? Ты должна сказать «алло», и я говорю тебе, что это я, и ты говоришь «я тебя слушаю» или спрашиваешь «в чем дело?», или «что ты мне хочешь сказать?», или, например, «у тебя все в порядке?».
Если звоню я, значит, мне есть что тебе сказать, а не наоборот. Если же ты хочешь что-то сказать мне, тогда звонишь ты.
Собрания жильцов в самых высоких небоскребах на свете. О возможности таких собраний, я уверен, при проектировании этих архитектурных колоссов никто не думал.
Красивая женщина, которая в самолете на пути из Рима в Турин, сев на соседнее место, сказала, что боится летать, и спросила: «Можно я буду держать тебя за руку?» Я согласился, и мы держались за руки все время полета.
Она действительно боялась и действительно хотела держать меня за руку только поэтому.
Некоторые виды спорта, претендующие на включение в программу Олимпийских игр.
И особенно газетные статьи на эту тему.
Представлять себе каждодневные тренировки желающих увидеть свое имя в «Книге рекордов Гиннесса».
Всякий раз, когда мне говорят: «Минуты будничного счастья» были лучше.
Табличка с надписью в некоторых общественных туалетах: «Просьба оставлять за собой туалет чистым».
В ресторане, войдя в туалет, обнаруживаю загаженный унитаз. Хочу спустить воду, но сливной бачок не работает.
Выхожу и вижу человека, который ждал, когда туалет освободится. Если это день рождения кого-то из друзей, возможно, я знаю того, кто ждал, когда я выйду. Я бы сказал ему, что не виноват в загаженном унитазе, но не решаюсь. А если бы и решился, у человека, который ждал, когда я выйду, все равно осталось бы подозрение, что унитаз загадил не кто иной, как я.
Когда рестораны после названия пишут «с 1972 года» или «с 1983 года».
К этому времени я уже успел родиться. А во втором случае уже был взрослым.
В Риме, куда бы ты ни обратился с просьбой починить что бы то ни было, качают головой и говорят, что ремонт невозможен.
Получается, что в Риме любая сломавшаяся вещь останется сломанной навсегда.
Сын, за которым я заехал к концу занятий секции легкой атлетики, поделился со мной новостью: Беатриче сказала ему, что его любит Людовика. И в моем присутствии решительно повернулся к Людовике и спросил:
Ты правда меня любишь?
Да, ответила Людовика.
Андреа пять лет.
Людовике тоже.
И столько же Беатриче.
Когда я, переодев Андреа, сказал ему, что нам пора ехать, он показал мне на Людовику и похвастал: «Она меня любит». При Людовике, которая посмотрела на меня, как бы говоря: «Да, а что? Есть проблемы?» И, правильно оценив ситуацию, я сказал:
Очень мило. А теперь нам пора.
Я держал куртку, чтобы дать сыну вдеть руки в рукава, когда он попросил меня подождать, пока они не поцелуют друг друга в губы. Людовика снова посмотрела на меня, как бы говоря: «Да, а что? Есть проблемы?»
На этот раз проблемы у меня действительно были.
Я растерялся. Я не знал, кричать ли караул, зовя на помощь других родителей, или делать вид, что этих детей не знаю, или, наконец, пользуясь реакционным педагогическим методом, объяснить обоим, что так не делают, а то и, прибегнув к еще более реакционному методу воспитания, отшлепать их. Либо сначала объяснить им, что так не делают, и потом отшлепать. Либо отшлепать хотя бы сына, на что я имел большее право.
Да, у меня проблемы. Детям по пять лет, и они не должны целоваться в губы. И я не знаю, как им это объяснить. А может, махнуть на них рукой и пусть сколько угодно целуются в губы, правильно это или неправильно в их возрасте.
Но они не должны об этом говорить.
И главное, не должны говорить об этом в первую очередь мне.
И главное, не должны говорить об этом перед тем, как поцелуются.
В крайнем случае пусть сначала целуются и говорят мне об этом потом, когда я уже не могу ничего сделать.
Я оглянулся по сторонам, опасаясь, что кто-то все слышал и смотрит на родителя, который ждет, пока двое пятилетних детей поцелуются в губы, чтобы отвезти домой одного из них (а то и обоих, если девочка решит переехать к мальчику). Но никто ничего не видел, и никто не смотрел в мою сторону. Это меня немного успокоило.