Никак не менее шести дней, не скрывая радости, сообщил эн Альберик. Но и не более десяти. Горы непредсказуемы, увы. Так я могу на вас положиться?
Фон Варен медленно кивнул.
Превосходно! капитан по-дружески положил руку ему на плечо. Сейчас соберу народ, скажу, чтобы слушались вас как моего преемника. И вещи ваши перенесут сюда негоже начальству ютиться в казарме. Беспокоиться вам не о чем! Хозяйство у меня налажено, как вы уже могли убедиться, люди вышколены, не подведут!
Гарнизон здесь и впрямь был хорошо вышколен: все необходимое для похода собрали еще вчера, пока рыцари сражались в шахматы. Дозорный отряд покинул крепость через час. Шли мерным шагом, налегке впереди капитан в кольчуге с откинутым капюшоном, позади два старых солдата вели лошадей, навьюченных припасами. Лютгер стоял на стене, провожая их взглядом. «Южане крутилось у него в голове. Сильно чувствуют, быстро решают и ловко хитрят. Что на самом деле происходит? Во что я дал себя втянуть?»
Когда солнце поднялось высоко и тени укоротились, ушедшие уже скрылись в лесу, обрамлявшем скалистый гребень. Они обошли деревню стороной; но даже если кто-то увидел их издали, это не должно было никого взволновать. И все-таки Монталья была взбудоражена: люди переходили от дома к дому, собирались кучками, размахивали руками; их гомон долетал до крепости слитным тревожным гулом. Кто-то уже успел известить народ о переменах в замке. Присмотревшись, Лютгер заметил Сюрлетту и вдову Пейрен тощую тетку, закутанную в темные платки до самых глаз. Имберт не показывался. Отец Теобальд, стоя на пороге своего жилища, безучастно наблюдал за поселянами.
Даже не пробует вмешаться, пробормотал рыцарь. А мне деваться некуда
2
И кто же это такие? сквозь зубы процедил Лютгер. Ответа не последовало, да он и не ждал его.
Краем глаза покосился на Бруно, который как раз сейчас нашел просвет в саксаульнике, позволяющий осторожно выглянуть, оценить происходящее ниже по склону: пусть они сейчас и находятся как бы в начальной стадии поединка, но все равно ведь чужой отряд угроза для всех! А тут целых два отряда И Эртургуловы джигиты, в волнении переговариваясь друг с другом, сразу перешли на тюркский, не заботясь о том, понимают ли их тевтонцы.
Кажется или нет, что Бруно чуть заметно качнул головой? И что это значит: он не услышал в речах туранцев нужного или, наоборот, услышал, как они друг другу признаются в незнании того, кто сейчас бьется друг с другом у подножия песчаного холма?
Бархан стар, накрепко скован кольчугой выносливой травы и кустарника, он хорошо выдерживает конных, но те, кто сражается внизу, в клочья истерзали этот покров, вздыбили пыль и песок, исчезли в плотном облаке. Может, посреди дня и удалось бы что-то рассмотреть сквозь пелену, но сейчас вечер.
Лишь на дальнем склоне виден отряд, покамест не вступивший в бой: маленький, вооруженный разномастно и, кажется, скверно. Знамени при нем нет, а по другим признакам его принадлежность и вовсе не распознать. Едва ли это может быть свита командира: скорее, одна из сторон резерв приберегает. Не от хорошей жизни такой сброд выделяют в резерв.
Да и ладно. Кем бы ни были эти сражающиеся смешанный отряд туранцев и тевтонцев, притаившийся за гребнем старого бархана, они не видят. Очень уж заняты убиением друг друга.
Сколько их тут всего?
Этот вопрос Лютгер обратил к табибу, наблюдавшему за битвой рядом с ним, но лекарь уже торопливо сползал вниз, на противоположную от сражения сторону. А воин-слуга спустился еще раньше, вместе с Эртургулом.
Впрочем, численность сражавшихся рыцарь и сам мог оценить если не точно, то куда лучше, чем лекарь.
Общим счетом до полутысячи их. Где-то почти сотни три на две с небольшим, причем резерв, ожидающий вдали, принадлежит тому войску, которое меньше. Так что резерв, какой он ни есть, уже надлежит бросить в бой. Возможно, его командир даже и получил сигнал вступать в сражение но медлит, опасаясь разделить участь проигрывающих.
Джигиты, сообразив, что предводитель их опередил, быстро сбежали по закрепленному травой откосу вниз, к подножию бархана. Бейлербей уже сидел на коне. Не на том, на котором ехал с утра, вместо белого иноходца ему подвели скакуна, атласно-черного, как смерть, как Вервольф
Лютгер запретил себе о таком думать.
Скакун это правильно. В бой они вступать, конечно, не собираются, наоборот, надо обогнуть место сражения как можно дальше но мало ли Вдруг остаток победившего войска, чьим бы оно ни было, найдет в себе не только достаточно сил, чтобы устремиться за ними в погоню, но и желание?
Лютгер тоже спустился. Кнехт-оруженосец торопливо подвел ему коня, развернул боком, чтобы командиру было удобнее вступить в стремя Лютгер усмехнулся. Взлетел в седло, едва коснувшись передней луки.
Конь обиженно затанцевал на месте. Это было великолепное животное, отлично выезженное, приученное нести воина в сражения и ему, конечно, было обидно, что с ним обращаются почти как с вещью или вьючной скотиной. Даже по имени называть избегают.
У всадника с лошадью и вправду должны устанавливаться совсем особые отношения, а если оба они воины тем более. Лютгер, безусловно, был неправ: он все еще скорбел по Вервольфу, но нынешний конь ведь ни в чем не был перед ним виноват!