Не утешала даже мысль, что этот последний, скорее всего, был убит после, во время рейда на две литвинские деревни в ближних, но чужих пределах какая-то из этих деревень, по соображению отца и эрбграфа, неизбежно должна была обеспечить пельцвехслерам поддержку в их набеге, а другая по меньшей мере знала и не препятствовала. К тому же в этот рейд (как говорят, самый страшный, самый черный и кровавый на всей памяти окрестных земель) отец, Лиудольт фон Варен, своего вдруг сделавшегося старшим сына не взял.
Спасти Людвига он не мог никак, даже погибнуть вместе с ним не мог. Это выяснилось сразу. Тот был убит на месте, умер прежде, чем коснулся земли: скакал по верно угаданному пути, радовался тому, что держится первым наверно, временами думал о младших братьях, а еще о «жарком и сладком», что придет из уст Херберги И пал, как жил на всем скаку, уязвленный сразу несколькими смертями, столь верными и стремительными, что, наверно, успел испытать лишь удивление, вряд ли перешедшее в боль.
Лицо его оставалось спокойным. А шея была глубоко рассечена, но недорублена двумя поспешными ударами топора наверняка того самого! однако, кажется, уже после смерти. Похоже, собирались пельцвехслеры унести голову Людвига с собой, а потом прибить ее к стволу Дуба: точно так же, как в старину при человеческом идоложертвовании делали. При телах двух из них отыскались гвозди.
Так что от поругания его Лютгер все-таки спас.
Нет, эта мысль тоже не утешала ни капли.
Баярд теперь сделался его конем. Тяжко им было привыкать друг к другу, двум трусам и предателям. Тяжко а пришлось: не так-то богат замок Варен боевыми конями. Особенно после того, как под отцом во время рейда на литвинов еще один конь был убит. Отец-то тогда ни коней, ни людей своих, ни себя не щадил, до отказа стремился насытиться местью и ненавистью. Когда вернулся был ужасен: с мертвыми глазами и вдруг разом пробившимся серебром на висках
Нет, эта мысль тоже не утешала ни капли.
Баярд теперь сделался его конем. Тяжко им было привыкать друг к другу, двум трусам и предателям. Тяжко а пришлось: не так-то богат замок Варен боевыми конями. Особенно после того, как под отцом во время рейда на литвинов еще один конь был убит. Отец-то тогда ни коней, ни людей своих, ни себя не щадил, до отказа стремился насытиться местью и ненавистью. Когда вернулся был ужасен: с мертвыми глазами и вдруг разом пробившимся серебром на висках
Даже он тогда если и утешился частично, то лишь во время самого похода, боя и побоища. Потом опять нахлынуло. Уж он-то точно знал, какой из его сыновей лучший. И второй сын, сделавшийся старшим, был в этом знании с отцом полностью согласен.
Тогда он как-то перемогся. Все же мальчишки существа живучие: из омута вынырнут, на братнем коне ездить приспособятся, почти любой перелом зарастят, как не было да и ране в душе позволят затянуться. Но она саднит. И иной раз открывается через годы.
Так что именно с тех дней как-то незаметно начала сплетаться цепочка событий, решений, желаний и поступков, в результате которой Лютгер фон Варен пять лет спустя предстал перед капитулом, принес все положенные клятвы (третий пункт присяги, о неимении потаенных болезней, произносил с сомнением: не стоит ли считать столь острую тоску по брату и чувство неизбывной вины такой болезнью?) и получил право на орденский девиз «Fratres glаdiferi militiae Christi est». Белый орденский плащ тоже получил, со знаком шестиконечной звезды цвета крови на левом плече и кроваво-алого меча под ней.
Теперь у него было много братьев, весь Добринский орден. И все эти братья для новобранца старшие.
Еще через годы, когда пришло время сменить добринские алые знаки на черный тевтонский крест, он понял, насколько все-таки мал был Добринский орден, если каждого новиция на заседании верховного капитула принимали. Впрочем, поэтому и сразу в братья-рыцари: у тевтонцев ему бы вдобавок лямку испытательного срока несколько лет тянуть пришлось
Похоже, это все-таки имеет значение. Равно как и те слова напутствия, которыми его сопроводил магистр. Добринский магистр.
Очень странные были слова. Лютгер сперва на них особого внимания не обратил но запомнил, именно ввиду странности. Правда, потом ему все больше казалось, что запомнил он их неточно, что-то домыслил от себя потому что понять эти слова так и не вышло толком
Да, сказал он.
И снова хвала Всевышнему, на сей раз усмешки не чудилось ни в голосе Эртургула, ни в его взгляде. А также пророку Исе. И что на этот раз «да», позволишь спросить?
Что благополучие твоего бейлика держится лишь до тех пор, пока никто из могущественных соседей не сосредоточил на нем враждебное внимание, Лютгер на миг помедлил. А султан вам давно уже не защита.
Не защита, вздохнул бейлербей, а пожалуй, что и угроза Но, как вижу, я недооценил тебя, друг мой альп. Мне казалось, что ты снова перенесся в какие-то далекие края.
Что ж, рыцарь посмотрел на него прямо, тебе все правильно казалось, почтенный.
Ему и вправду с большим трудом удалось вспомнить последние фразы разговора. А вот то, что было прежде, почти не вспоминалось. Куда улетело несколько часов ведь, казалось бы, только что близилось время полуденной молитвы, на которой их отряд всегда превращался в два