Время скорби, верь, долго не продлится,
Потерпи чуть-чуть и Аллах поможет,
Суждено влюбленным возвеселиться.
Потерпи, Ширин, и Аллах поможет!
Горделиво выпрямился, раздул ноздри, со скрытым презрением глянул на Лютгера но тот продолжал протягивать руку. Со стороны сидящих у костра вновь прозвучали смешки. Еще немного помедлив в надежде, что как-нибудь обойдется («потерпи, Ширин, и Аллах поможет!»), песнопевец, злобно сверкнув глазами, все же вручил инструмент нежданному сопернику.
Теперь насмешливые взгляды устремились на него: многие явно ожидали, что рыцарь сейчас опозорится, не зная, за какой конец брать то, что ему дали. Он, по правде сказать, и сам опасался неудачи: четыре парных струны вместо привычных пяти, иной изгиб грифа колки` о Боже! не друг напротив друга, но под углом
Сколько же лет он не брал в руки лютню?..
Осторожно тронул струны. Ощутил, как, несмотря ни на что, радуется ему инструмент, льнет к пальцам. Тут же вновь умолкли все, а во взгляде Эмре злоба сменилась ревностью.
По двадцать лиг град Вавилон
Имеет с каждой из сторон:
Кто стены строил, те работу
Вели по точному расчету.
Цемент столь прочен, что едва ль
Его пробьет любая сталь.
А высота тех стен с оградой
Пятнадцать ро`стов: их осадой
Не взять; внутри сто сорок врат,
А сверху мощных башен ряд,
А внутренних коль башен счет
Вести их больше семисот,
И в каждую вселен вассал,
С тем, чтобы город охранял
Слушайте же, неверные, почитающие себя правоверными, и знайте, что благородное искусство напева под струнную игру ведомо христианским рыцарям!
Есть в центре башня кладки древней,
По высоте, знать, сотни две в ней
Туаз, и сто туаз длина,
Вся круглая, как печь, она.
Зеленомраморные плиты
По стенам деревом не крыты.
Как колокольня, свод высок,
Верх кровли золотой конек,
Да весит золото конька
Уж марок сто наверняка.
Карбункул в край искусно вделан,
Чтоб негасимо там горел он:
И впрямь, с той высоты лучи,
Подобно солнцу, он в ночи
Струит по городу всему,
Столь ярко озаряя тьму,
Что ходят слуги здесь не зря
Без факела и фонаря
Слушайте же и любуйтесь! Все мы знаем, что великий Вавилон, как говорят, ныне представляет собой дикий холм, из вершины которого выступают лишь каменные развалины исполинской башни, будто скелет великана, а у подножия ютится жалкая деревушка. Но ни вам, ни мне, ни зонгу из стихотворного повествования о любви юного Флуара к белоплечей Бланшефлор нет до того дела
Коль путь купца, иль пилигрима,
Иль рыцаря проходит мимо
Стен города, отыщет всяк,
Заставь его полночный мрак
На суше где-нибудь иль в море,
Дорогу правильную вскоре;
И чьи за двадцать лиг стези
Лежат, все видят как вблизи.
Да, нам бы не помешало увидеть правильную дорогу, задумчиво молвил Эртургул, выждав немного и убедившись, что прозвучавшая строка последняя. Вскоре. Двадцать лиг это сколько?
Двадцать раз по полторы тысячи двойных шагов. То есть шагов обеими ногами.
Человечьими шагами пусть ференги [15] расстояние меряют. Тому, кто в седле рожден и, да будет на то воля Аллаха, умрет тоже в седле, привычней меры четвероногого хода.
Бей испугано подал голос Эмре, думать забыв о том, доказал ему что-то Лютгер своей игрой или, наоборот, опроверг. И тут же вокруг зашептались остальные, столь же испуганно: «Не надо о смерти, бей! Не надо! Куда же мы без тебя!»
Эртургул только рукой махнул.
Если четвероногим ходом, то лига это раза в два с лишним меньше, чем верблюд под предельным грузом без остановки проходит, быстро вмешался Лютгер, все высчитавший. То есть двадцать лиг около дюжины фарсангов.
Ох, старик скупо усмехнулся, это даже в счет не идет. Никакая Бабил кулеси [16] не поможет нам увидеть стены Сёгюта
И снова махнул рукой.
Бей на сей раз это произнес воин-слуга. А лекарь разомкнул было губы но ничего не сказал.
Что такое «Бабил кулеси», Лютгер догадался. А Сёгют Ну, во всяком случае, это нечто более конкретное, чем неопределенно-расплывчатый Туран, о котором говорить все равно что о «Востоке» или «Азии»
Полог шатра Лютгер приподнял тихо, но был уверен, что от Бруно это не скроется, даже если тот успел задремать. Плох тот брат-рыцарь, к которому в шатер можно пробраться незамеченным!
На сорок два человека, считая тевтонцев и туранцев вместе, было всего два шатра. Побольше для туранского предводителя, малый для обоих братьев-рыцарей. Остальные воины коротали ночи под открытым небом, закутавшись в плащи. Кроме тех, кто был в дозоре, конечно.
Бруно, впрочем, и не спал. Полулежал на подстилке, держа руку в головах, близ мечевого эфеса.
Лютгер отстегнул свой меч, положил его в изголовье. Опустился на кошму.
Что мы делаем, брат? голос Бруно прошелестел чуть слышно, как порыв ночного ветра.
Готовимся отойти ко сну, Лютгер пожал плечами.
Я не об этом, и ты понимаешь. Что мы делаем, брат? Находимся в услужении магометанина, помогаем ему в его начинаниях?
Луна была изрядно на ущербе, но еще сильна. Лучи ее косо падали на покрывало шатра, проходя перед этим сквозь сплетение ветвей и пятная белый полог диковинным теневым узором.
Ты тоже понимаешь все. Мы на службе Ордена, брат.