— Гремлинам? — не понял Фролов.
— Им самым. Снова вернется тринадцатое число…
На лице полковника отразилось некоторое смятение. А Ерофей мстительно добавил:
— Раз все это попусту, сниму обереги и печь раскатаю.
Фролов заколебался.
— Я, разумеется, в это не верю, но у меня есть приказ начальства. Может не стоит ломать то, что уже сделано? Пусть себе стоит.
Мы с домовым переглянулись и перемигнулись.
— Но серебряную проволоку все-таки натяните.
ВОЛК-ГРЕМЛИН
Теперь мы знали, куда пропали гнезда гремлинов, но знание это не принесло нам большой радости. Станция постепенно приобретала все более дикий вид. Вылазки зеленых вредителей не были скоординированы, но убытки причиняли очень и очень серьезные. У меня мурашки по коже бегали, когда я представлял, что случится, если эти неорганизованные банды получат командира, который создаст хоть подобие регулярной армии. Чего-то профессор недоучел, но как использовать его промах? Пока станция превратилась в простой кусок железа, невесть зачем крутящийся на орбите.
Самое скверное, что и посоветоваться было не с кем. Ерофей с головой ушел в собственные дела. По его требованию на «Свароге» и «Перуне» тоже спешно начали выкладывать печи. Он метался между станциями, то и дело летал на землю, вел какие-то таинственные переговоры, никого не посвящая в их суть, мелькали неприятные физиономии его приятелей-домовых. Деловой стал, черт побери! Слишком быстро гордость переросла в обычное зазнайство. Ерофей даже обмолвился, что неплохо бы при столичном управлении КГБ организовать закрытую школу каменщиков для кладки печей стратегического назначения, а бесов-хороможителей выделить в отдельное Управление. Скажем, четырнадцатое.
Так что просыпался я каждый раз с самыми грустными мыслями. До сих пор мы только оборонялись. Даже лихорадочная деятельность домового тоже была лишь арьергардными боями. Но еще ни одна кампания в военной истории не выигрывалась единственно обороной. Атака и только атака.
Я встряхивался и выползал из-под теплых одеял. Изгрызенная остренькими зубками гремлинов система обогрева станции в последнее время часто барахлила. Ума не приложу, что вкусного они находили в нагревательных элементах, но ведь жрали! Хорошо еще у них хватило ума не выводить системы из строя окончательно. Ведь при космическом холоде и гремлинам пришлось бы несладко. Поэтому они только пакостили, но не вредили по-настоящему.
Вот и сегодня. Подвывая от холода, я бросился к умывальнику, повернул кран… и в лицо мне ударила струя невозможно холодной воды. Я отлетел в сторону, словно она била под давлением сто атмосфер. Лязгая зубами, весь синий, я горестно уставился на кусок трубы, предательски легко выскочивший из переборки. Труба была перегрызена. Мерзавцы! Только бы мне до вас добраться!
Что-то холодное и мокрое лизнуло мои босые пятки. Я вновь панически взвизгнул. Оказалось, на полу успела собраться изрядная лужа. Кое-как закутавшись в одеяло, я дошлепал до пульта голо. Лицо дежурного техника, возникшее передо мной, было измучено до крайности, глаза воспалились и покраснели. Техникам доставалось сверх всякой меры.
— Что случилось, генерал? — неприязненно спросил он.
Я вполне понимал причину раздражения. Обещал спасти станцию, а сам каждый день кидается за помощью.
— Вода, — коротко сказал я, опасливо поглядывая вниз. Под письменным столом уже играл небольшой водоворот, в котором беззаботно кружились мои бумаги.
— И у вас тоже?
— А у кого еще?
— Лопнули трубы в четырнадцати каютах. Ваша пятнадцатая, и, полагаю, не последняя.
— Как так «последняя»!? — взвился я.
— Хорошо, пусть будет первая, — не стал спорить техник.
— То-то, — недовольно проворчал я. — Забыли, кто генерал.