Уэсли, я тебя сейчас феном просушу, ладно? Ты мерзнешь, тебе надо согреться, так что будем тебя сейчас сушить.
Даже если самих моих слов он не понял, мой тон дал ему понять, что у меня есть четкий план, а это всегда его успокаивало в незнакомых ситуациях.
Я и сама-то редко пользовалась феном. Когда я его включила, Уэсли тут же попытался улететь подальше от источника шума, но обнаружил, что мокрые крылья не в состоянии поднять его потяжелевшее от воды тело. Это напугало его еще больше, и он начал убегать. Я его изловила и усадила на постеленное на колени полотенце. Фен я переключила на самую слабую мощность. Каждый раз, когда на Уэсли попадала струя теплого воздуха, он брыкался, пытаясь с ней бороться. Сова существо весьма хрупкое, а потому приходилось его отпускать, когда он начинал уж слишком бузить, чтобы он не поранился. Возможно, делу мог помочь мой пример? Он ведь всегда пытался мне подражать.
Я начала сушить феном свои собственные волосы. Он, дрожа, с благоговением наблюдал за происходящим. Выглядел он при этом настолько помятым и грязным, что его невольно становилось жалко. Я навела фен сначала на себя, а потом на него. Он слегка подпрыгнул от неожиданности, расправив крылья, но я уже вновь перевела фен на себя.
М-м-м, как здорово-о, призывно протянула я.
Я сделала вид, что расчесываюсь, и он тут же последовал моему примеру, начав чистить свои перья. Я снова навела на него фен, в этот раз он уже не подпрыгнул. Он стоял на месте с выражением мученического стоицизма на сердцевидном лице. Я снова перевела струю воздуха на себя, прежде чем он испугался. Делая так раз за разом, я убедила его спокойно стоять на месте, пока я сушила ему перья. Вообще мне показалось, что ему даже начинает нравиться. «Надеюсь, больше не придется этим заниматься», подумала я, выключая и убирая фен. Когда я вернулась на кухню, ужин, разумеется, давно остыл. Я была мокрой и местами на мне все еще висели кусочки туалетной бумаги. У мамы при виде меня аж челюсть отвисла.
Моя сова решила, что она утка.
Тем вечером я собрала и настроила звукозаписывающую аппаратуру, выданную мне доктором Пэнфилдом. Мама собиралась уехать на следующий день, так что я решила записать немного звуков Уэсли, пока не началась работа. Следующим утром я снова поехала вдоль пляжа. Я с восторгом наблюдала за стаей краснокнижных калифорнийских бурых пеликанов, летящих клином, подобно бомбардировщикам Б52, буквально в дюйме от поверхности воды, задрав головы и расправив крылья до предела. Заметив косяк рыбы, они поднимались выше, разворачивались, прижимали крылья к телу и пикировали, совсем как та сипуха у супермаркета пять лет назад. Только вместо того, чтобы в последний миг выровнять траекторию, они врезались в воду со скоростью 4045 миль в час. Кожа этих пеликанов покрыта маленькими пузырьками, которые при ударе о воду надуваются, как маленькие подушки безопасности, гася удар и защищая их внутренние органы, подобно полиэтилену с пупырышками. Рыбам повезло гораздо меньше ударная волна от одного-единственного пеликана на такой скорости оглушает их в радиусе примерно шести футов, а самому пеликану остается лишь подобрать добычу. Весьма интересный и изящный способ охоты.
Когда я вернулась домой, Уэсли тут же принялся снова проситься в свой излюбленный аквапарк ванную.
Уэсли, подожди минуту.
Но он был непоколебим. В дикой природе совы ничего не запрещают своим партнерам, так что, если уж Уэсли вбивал что-то себе в голову, значит, так тому и быть остановить его было практически невозможно. Я быстро перенесла аппаратуру в ванную и расположила микрофон между ванной и занавеской.
Я отвязала Уэсли, и он тут же ринулся по коридору к своему любимому «гнезду», где принялся издавать свой брачный зов, который казался в маленькой комнате особенно громким и заставлял вибрировать кафельную плитку. Я нажала кнопку на записывающем устройстве и тихо сидела рядом, пока Уэсли заходился в своем гудящем крике. Мне удалось записать довольно приличный кусок, прежде чем Уэсли внезапно прыгнул на мою руку, и брачный зов сменился попугайским клекотом как всегда, с протяжным криком в конце. Идеально.
Я все еще плохо понимала, зачем доктору Пэнфилду понадобились эти записи. Когда-то он сам ставил инфракрасную камеру с микрофоном в специальный сипуший «скворечник» и годами записывал звуки его обитателей. У него наверняка уже имелась полная коллекция всех звуков, которые в принципе способна издать сипуха. Так или иначе, я справилась со своим заданием, чему была очень рада.
Я собрала аппаратуру и открыла дверь ванной, за которой стояла мама.
Что, во имя всех святых, у вас тут происходит?
Мам! взвизгнула я от неожиданности. Э-э, ну, это был брачный зов Уэсли.
Боже ты мой, звук был жуткий совершенно! Бедняга, вокруг же нет ни одной совы-девочки
Мам, Уэсли считает своим партнером меня. Это он меня зовет.
На лице у мамы отражалось постепенное осмысление моих слов.
Я надеюсь, ты об этом помалкиваешь, Стэйси. Люди ведь не поймут, с этими словами она развернулась на каблуках и ушла к себе в спальню.