Мускулистым плечам воинов было тесно в праздничных расшитых туниках; сорок девять пар холодных внимательных глаз сфокусировались на сидящем во главе стола Троге. Он же, казалось, не замечай пристального внимания своих соплеменников. Бронзовый шлем его деда, светлолицего героя из Племени Ллуда, прародителя пяти воинских родов, украшал седины вождя.
Трог был очень стар. Злые языки поговаривали, будто сын Урга, в сражениях прошлого заслуживший славу непобедимого воителя, стремительного, как кобра, и беспощадного, как горный лев, в последнее время сильно сдал. Шёпотом передавались из уст в уста слухи о том, что он уже более года не тешил себя охотой на хищных зверей и перестал посещать даже самых любимых наложниц. Что запястье витязя утеряло свою железную крепость и колесничная упряжка самых быстрых и свирепых во всём Пятиградье боевых коней не слушается своего хозяина. Что его орлиный взор часто туманится и огромный лук с бронзовыми накладками давно пылится в своём золочёном горите без дела. Говорили также, что близится пора, когда Трог должен будет передать бразды правления Кером своему среднему сыну, Белгу. Многие из собравшихся не были склонны верить в подобные предположения, однако перемены в облике вождя были очевидны для всех. Недавняя смерть младшего сына правителя, Дила, осела тенью тоски и неуверенности в глубине его непроницаемых серых глаз, взгляд которых уже не одно столетие приводил в трепет многочисленных врагов. Последовавшая же вскоре за этим гибель старшего отпрыска, Бреса, которому Трог втайне намеревался уступить кресло патриарха через какой-нибудь десяток лет, поразила его сильнее вражеского копья. Целую неделю после прихода печального известия властитель ургитов не показывался из свеих покоев; в последующий месяц он также редко появлялся на людях, проводя день за днём в полном одиночестве (разумеется, если не считать мумифицированный череп его отца за компанию). Раз за разом он вопрошал оракул о совете, но голова Урга безмолвствовала.
Так она упорно отмалчивалась до того самого дня, когда у Ворот Мудрецов города Кера появились трое. Стражники, укрывшиеся от холодного осеннего дождя в караульном помещении, заметили их приближение только в тот момент, когда все три фигуры бесшумно выплыли из тумана у самого въезда в город. Подобно диким варварам с дальних равнин и плоскогорий, чужаки восседали прямо на спинах своих лошадей; однако кочевниками они не были. Все трое были одеты в длинные пурпурные хитоны, подпоясанные пурпурными же кушаками; их плечи укрывали плащи с капюшонами из такой же удивительной ткани. Пришельцы не носили обуви; каждый держат в руках по три дротика с ясеневыми древками и наконечниками из ошлифованного кремня. Пока двое молодых ургитов пытались понять, кого они видят перед собой — сгустившихся из клочьев тумана призраков или просто мирных гостей, незнакомцы уже стояли напротив.
— Мы желаем говорить с вождями, — промолвил первый из них. Говорил он негромко, со странным пришёптывающим акцентом, произнося вместо твёрдых согласных странные свистящие звуки. Однако такова была сила, скрытая в его голосе, что от него молодых ургитов-часовых бросило в дрожь.
В тот самый миг, когда трое в пурпуре появились у ворот города, в своей нише в родовом доме воинов отверзла глаза голова праотца Урга. Вновь пробудившийся от смертного сна священный оракул изрёк пророчество. Но случилось так, что свидетелем откровения оказался лишь слуга, дважды в день смахивавший с реликвии пыль. Старик в благоговейном ужасе рухнул на колени и внимал словам основателя рода. Чеканные фразы одна за другой обрушивались на его почтительно склонённую лысину. Ург говорил о смерти. Его слова порождали картины несчастий, гибели, разрушений и потоков крови.