Иногда мне удавалось увидеть Мике, но ни разу он не ответил, не подал знак, что слышит меня. Меня пугали его глаза, ставшие бледно-голубыми, почти прозрачными.
Что с ним, Хорвек? спросила я как-то, не в силах забыть этот бездумный взгляд.
Рыжая чародейка играет с ним, сказал он равнодушно. Ей кажется, что мальчик в полной ее власти, а маги никогда не могут устоять перед соблазном поразвлечься с теми, кто отдан в их руки. Им нравится изменять людскую природу, и видеть в рабах не просто обреченных людей, но свои собственные творения. Возможно, она ради забавы напоила его кровью оборотней или каким-то иным ядом.
Она отравила его!.. в ужасе промолвила я.
Он не умрет, но прежним ему не быть. Да и кто из нас останется таким, как прежде Хорвек посмотрел на меня с безмерной усталостью, признаки которой я замечала в нем все чаще. Однако, главное останется неизменным мальчик принадлежит тебе.
Малодушное сожаление охватило меня бороться за Мике оказалось нелегким делом. Я никак не могла уразуметь, что же получу в итоге, и отчего Хорвек считает это столь важным.
Дневная жизнь, столь непохожая на мир моих снов, тем временем шла своим чередом. От усталости и недомогания мне порой не хватало сил для того, чтобы отличить один день от другого, да они и в самом деле были теперь одинаковы.
Престарелая госпожа Аркюло стала частой гостьей в нашем доме, отвоевав право считаться приближенной к Хорвеку. Наверняка хитрая старуха полагала, будто ее помощь, время от времени казавшаяся мне чрезмерно покровительственной и настырной, когда-нибудь будет оценена по достоинству. Именно она стала зачинательницей новой традиции теперь в нашем доме по вечерам собирались все те же гнусные людишки, ищущие выгоды от знакомства с колдуном. Разумеется, речь шла отнюдь не о высшем свете столицы, которому не с руки было открыто якшаться с иностранцем невесть какого роду племени. Однако к нам время от времени решались заглянуть иные люди, из числа зажиточных и уважаемых. То ли от скуки, то ли сохраняя толику здравомыслия, многие из них приходили в масках, словно от зорких глаз всезнающей госпожи Аркюло можно было скрыться при помощи эдакой безделицы. Таинственность приумножалась сама собой, маня все новых и новых гостей, желающих приобщиться к самой модной забаве этой зимы.
Иногда я думала, что демон, не всматриваясь в имена, небрежно подписывает без разбору все пригласительные письма, составленные все той же госпожой Аркюло. Ему не было дела до того, как назовется очередной визитер, трясущийся от страха и восторга перед дверью нашего дома, а старуха упивалась призрачной властью, данной ей в этом доме. Я боялась ее точно чумы и старалась ничего не есть, пока она находилась поблизости: со старой отравительницы сталось бы подсыпать что-нибудь дрянное в еду Хорвека она в меру сил своих боготворила и не причинила бы ему вреда, но меня откровенно недолюбливала. Быть может, это происходило из ревности, ведь мы с нею были единственными женщинами в этом доме, не считая челяди пока что наш порог решались переступать одни только мужчины, пользовавшиеся на Юге гораздо большей свободой передвижений. Я, как существо колдовское, могла себе позволить не знать о правилах приличия, ну а госпожа Аркюло была слишком стара для того, чтобы бояться себя скомпрометировать. Но даже в этом иссохшем злом сердце нашлось плодородное место для ростков свежего сильного чувства: разумеется, то была ненависть, и направлена она была на меня.
Сборища в нашей гостиной, где она самовольно брала на себя роль распорядительницы, избавляли меня на время от ее пугающего общества, но утомляли едва ли не сильнее: я тяготилась вниманием, которое мне оказывали все эти господа, только и ждущие того, что я обращусь в прах на их глазах, и старалась спрятаться от взглядов. Разговоры по вечерам велись прескучнейшие вспоминали недавнюю комету, вполголоса обсуждали старые пророчества да пересказывали сплетни о событиях, которые выглядели достаточно мерзкими для того, чтобы счесть их колдовскими. Хорвек с деланной благосклонностью выслушивал рассуждения своих гостей, изредка роняя пару-тройку слов, в которых собравшиеся неизменно находили бездну смысла и пару десятков намеков на нечто значительное и тайное.
Случалось, однако, и так, что я задерживалась у большого камина в гостиной, закутавшись с головы до ног в теплые одеяла из-за постоянной слабости меня одолевала болезненная дремота. Борясь с нею изо всех сил, краем уха я слушала привычную чушь и отчаянно мечтала о том, чтобы ночь, несущая с собой страшные ледяные сны, никогда не наступала.
Белая ведьма! вдруг сказал ясно кто-то, и разговор, сливавшийся доселе в неразборчивое бормотание, стих, словно всех до смерти испугали эти слова.
Да, Белая ведьма Юга, господа, упрямо повторил невидимый для меня господин. Разве не о ней мы должны прежде всего говорить, когда речь заходит о грозных пророчествах?
Отчего-то мне показалось, что эти слова важны, и я незаметно повернула голову в сторону стола, за которым велась эта беседа.
В тот вечер гостей было не так уж много не более десяти человек. О ведьме вспомнил пожилой толстяк, часто бывавший у нас. У Хорвека он пытался разузнать, с помощью какой хитрости возможно всегда оставаться в выигрыше страсть к картам почти сгубила беднягу, и я не раз отмечала, с каким неподдельным аппетитом он ужинает: должно быть, у него не хватало денег даже на сносную еду, да и щегольская одежда его давно требовала починки.