Пойдём, мелочь.
Я посадил Никитоса на плечи, сделал два шага и, не сдержавшись, обернулся.
Далёкая кромка неба плевалась огнём. Жуткая картина, но в то же время влекущая, великолепная в этой смертельной палитре ярких красок.
Крысота. Хм другого слова и не подберёшь.
В небо уходили чёрные столбы дыма. Хрипела сирена Ха, а ведь задуматься-то по себе стреляют, себя взрывают в пыль! Свои лица, свои повадки, свои грешки! Да ведь не только себя не только
Дядим, опять под землю?
Опять, я облизал пересохшие губы и крепче сжал худые лодыжки крестника.
И, осторожно ступая по металлическому дёрну, стал спускаться на дно балки.
Вальс привычных витков
Семьдесят четыре. Семьдесят четыре сантиметра, сказал командир, когда Первый (бортинженер-1, согласно статусу) утвердился в мысли приготовить себе буррито. Представляешь?
Бортинженер вскрыл упаковку и позволил одной пшеничной лепёшке выплыть наружу.
Что «семьдесят четыре»?
Что «семьдесят четыре»?
Широкие ступни командира парили левее и выше. Их хозяин уже час как мучался с цифирным кроссвордом, колдуя пером над экраном интернет-планшета.
Рост китайца Хэ Пинпина.
А этого с чем есть?
Самый маленький человек на Земле. Был.
Потом подрос?
Колумбиец какой-то сыскался, на четыре сантиметра короче.
Первый подгрёб уплывающую тортилью удлинённой ложкой, ухватил щепотью за край и принялся украшать томатным соусом. Абстрактный экспрессионизм кулинарных масштабов.
Это ты в Сети ищешь? спросил он, сплющивая шов пакета.
Вот ещё, буркнули сверху. Так любой горазд Проверочные цифры, тут про низкоросликов целая статья во вкладке. При рождении Пинпин был размером с ладонь взрослого человека
Угу.
Фарш и лепёшка столкнулись в воздухе. Бортинженер удовлетворённо кивнул, схватил слипшуюся конструкцию и потянулся к следующей упаковке. С сыром пришлось повозиться: топить ложкой, вдавливать в фарш, ловить разлетающиеся кисло-молочные метеориты. Наконец он стал заворачивать края, алчно поглядывая на бутылку с газировкой.
Командир опустился к полу с противоположной стороны отсека. Он был на голову выше Первого. Это ощущалось даже в условиях микрогравитации. Превосходство оно и в космосе превосходство. Бедняга Хэ Пинпин понял бы. Оранжевая футболка командира задралась до пупка, пыталась уползти выше. С первого дня экспедиции он не заправлял непослушную в невесомости одежду, соревнуясь в упорстве с водой, точащей камень. Под мышками и у воротника тёмные пятна.
Четыре цифры по вертикали: год рождения Черчилля
Вдруг командир как-то напрягся, напружинился. Опустил планшет, взглянул на Первого с упрёком. Дождался, пока рука бортинженера отбуксирует ото рта фаршированную лепёшку. Перегодил ещё секунду-другую.
Первый сдался. На нём были трусы-боксёры и майка-алкоголичка недельной свежести. И три чистых комплекта в запасе, в уме. На орбитальных станциях стиральных машин не водится. Нагромождение этих нюансов выбивало бортинженера из колеи. Он не привык играть в гляделки в нижнем белье. Тем более с командиром.
Чего?
Ты что там сказал, а? Какая Сеть? Думай, что говоришь
А?
Интернет Спросил, не в Сети ли я копаю ответы. Какой Интернет, к чертям?.. теперь-то
Первый с тоской проводил взглядом уплывающий кусочек фарша, недосягаемый и коварный придётся потом покорпеть над воздушным фильтром. Давно пора, подумал он. Почистить засранца. Кто из нас съел больше буррито?
Ты что? Договорились же
Командир пошарил рукой по переборке с пищевыми пакетами, сломано вздохнул.
Устал я. Устал Пойду к медвежатам.
Международная космическая станция металлической стрекозой плыла по околоземной орбите. Первому вспомнились строчки из стихотворения, полученного на e-mail две недели назад. От читателя его блога, космического дневника.
МКС, распластав свои крылья,
Кружит вальсом привычных витков.
Он повторил их про себя. Как мантру. Хорошие стихи. Командиру тоже понравились. Второму? Кто его знает. Как был молчуном, так и остался. Особенно теперь. Колдует со своими свечками круглые сутки
Три последних дня командир ночевал в многофункциональном лабораторном модуле. Возился с медвежатами. Играл с внешним манипулятором. Бред, конечно но бортинженеру вторую ночь подряд слышалось клацанье и скрежет за бортом «Звезды», служебного модуля.
Первый пересёк гермоадаптер и попал в лабораторный модуль. Командир сидел в пятне белого света. Пристёгнутый к стулу, он сгорбился над столом, будто застреленный в затылок.
Медвежатами командир называл тихоходок. Kleiner Wasserbär, маленький водяной медведь. Так в восемнадцатом веке описал представителя беспозвоночных микроорганизмов пастор Гёце. Приятного в облике восьмипалых медвежат через окуляр микроскопа мало, борьба за звание «домашнего любимца» весьма сомнительна.
Тихоходки квартировали в контейнерах, похожих на соты, по правую руку от командира. Счастливчики резвились под стёклышком микроскопа. Первый мог прочесть часовую лекцию о водяных медвежатах: набрался от командира, который лекциями о них думал.
Распространены от Гималаев до морских глубин благодаря микроскопической комплекции и стойкости к дрянным условиям. Отметились в горячих источниках, на дне океана, во льдах. Пассивно расселяются по планете, оседлав ветер, воду или животных. Терпят по десять лет без воды, живут в жидком гелии и кипятке, переносят колоссальные дозы радиации, чихают на огромные давления, и вот добрались до открытого космоса! Эта поразительная выносливость не могла не привлечь исследователей. Как только уровень жизни вокруг падает ниже среднего, тихоходки впадают в состояние анабиоза. Ангидробиоз. Высушивание, другим словом. Втягивают в тело конечности, уменьшаются в объёме и покрываются восковой плёнкой. А едва условия налаживаются живенько приходят в себя.