Водяной достал сигарету. Капля воды, на кончике пальца, вспыхнула синим пламенем. В полутьме мигнул и затлел неяркий глазок сигареты.
Вода. Огонь.
Айва
Он попытался представить: она не умирает, просто покидает его, уезжает надолго навсегда Невыносимо даже предположить, что мир останется без неё каждый чёртов день, каждая мёртвая ночь
Он попытался представить: она не умирает, просто покидает его, уезжает надолго навсегда Невыносимо даже предположить, что мир останется без неё каждый чёртов день, каждая мёртвая ночь
Цепкая пустота старила мир вокруг, делала его трухлявым, запрограммированным на износ, исчезновение. Он, Кабук, точка в вакууме, а вокруг плавает мусор: предметы, существа, мысли, стремления. И точке невозможно уйти от себя, нельзя поглотить.
Одиночество «Смогу ли я жить без неё?»
Ответ был «да». И это ранило ещё больше.
Сигарета дымилась, но не сгорала. Так и не затянувшись, Кабук чертыхнулся и отбросил сигарету в сторону. Прочертив в воздухе алую дугу, та упала на песок и превратилась в мерцающую красную точку. Сколько она будет тлеть? Вечность?
Показалась железнодорожная станция, озарённая красно-зелёными огнями вывески. Водяной никогда не забирался в этот район. Хотя Именно здесь он впервые встретил Айву! В свой первый «день рождения» в этом мире.
Подойдя ближе, Кабук разглядел на перроне три фигуры, которые о чём-то спорили. В одной по худобе, ломаной жестикуляции и цилиндру на голове Водяной узнал Амо.
Я тут хозяин, и законы мои! послышался грубый голос. Башляй!
Приземистый бандит с рыхлым лицом ухмыльнулся. Второй, шестёрка в засаленном спортивном костюме и кепочке, с огрызком сигары в зубах, держался позади старшего.
Улов нулевой Ну нету, нету ничего ныл Амо. С чего платить-то?
Моя территория, сечёшь? наседал мордатый. Ты пришёл сюда, я дал тебе «добро» воруй! Дальше не мои проблемы. Сечёшь?
Я отдам начал Амо. Сразу, как только
Звонко щёлкнула челюсть, голова воришки дёрнулась от зуботычины. Цилиндр отлетел и покатился по перрону.
Ты, милчек, не сечёшь, золотозубо усмехнулся рыхлый. Придётся объяснить по-простому.
В руке авторитета масляно блеснул пистолет.
Водяной вышел из тени.
Представление закончено.
Чево-чево?
Убери ствол.
Кабук оттеснил Амо в сторону. Нарочито медленно пригладил волосы назад, поправил воротник, прикрывающий жабры.
Он мне должен, ствол упёрся в грудь Водяного, узкими амбразурами щурились блёклые глазки. Чё, лошок, стрелки на себя перевести хочешь? Ну-ну
Мне плевать, пожал плечами Кабук. На тебя. На этот город. Плевать. На богомолов и Поле плевать. На весь этот мир, агонию моего сознания. Плевать. Но это мой мир мой! Я Водяной, слыхал о таком, морда?
Тощий бандит моргнул и сделал шаг назад.
Водяной? безразлично пожал плечами толстяк. Да хоть земляной! Башляй и вали!
Спрячь игрушку. Кабук повернулся к вору. А ты, Амо, иди
Хорошо, тот бросил мимолётный взгляд на бандита, и его рот судорожно распахнулся: А-а-а
Блеснула вспышка, но выстрела Водяной не услышал. Тело среагировало рефлекторно. Вода, брызнув изо всех пор, моментально смёрзлась в комок вокруг пули. Большой, размером с человеческую голову кусок льда рухнул вниз и разбился на куски.
Выстрелить второй раз бандит не успел. Коснувшись пистолета, ледяная струя цапнула за жирную пятерню, перепрыгнула на грудь, облепила искажённое лицо. Секундой позже посреди перрона застыла ледяная скульптура. Немного гротескно, но сделано со вкусом.
Бандитская шестёрка, подвывая, бежала в ночь на четвереньках.
Кабук брезгливо стряхнул осевшую на плечо ледяную пыль, клубившуюся в воздухе вокруг статуи.
С-с-спасибо, дрожащим голосом произнёс Амо.
Пойдём, сказал Водяной.
Возле площади Фонарей они остановили такси.
Проведёшь ночь в палате Айвы. Говори с ней, всё время говори. Возьми у медсестры какую-нибудь книгу и читай вслух.
У меня туго с грамотой, сконфузился Амо.
Тогда рассказывай, вспоминай. Только чтобы без воровских баек, слышишь?
А сказки можно? Я много знаю.
Можно. Я сменю тебя, как освобожусь.
Свернув с проспекта Веры, машина притормозила на светофоре.
Что там у тебя, поинтересовался вор, в пакете?
Кабук с недоумением взглянул на свёрток с картиной, который, прижимая к телу, нёс от самого музея. Вещь словно успела стать частью его тела.
Призрак, Амо. Призрак новой жизни
Оставшуюся дорогу он молчал.
Дома, открыв оба крана, Водяной разделся и долго ждал перед треснувшим зеркалом, пока уровень ржавчины медленно полз вверх по грязноватым стенкам ванны. Закрыв воду, он с головой погрузился в родную стихию, закрыл глаза и уснул.
Слева и справа благоухало цветами Поле. С Картиной, завёрнутой в ткань, он ступил на тропинку. В самом начале пути пришлось остановиться, чтобы убить двух атаковавших его богомолов. Через сотню метров ещё одного
Тысячи цветов, которые так любила (Любит! Любит! Любит!) она. Айва. Декорации постоянно меняются: небо, солнце и звёзды, цветы, имена, друзья, враги Остаётся надежда, что можно сохранить главное чувства, которые придают всему этому смысл.