Стены схлопываются, разлетаются.
Она хотела мне сказать, произносит Брод. Сегодня.
Он вспоминает, как нёс её тело по мраморным ступеням. И она такая лёгкая. А на фасаде клиники горел красный крест. Кроваво. Скорбно.
Я пойду говорит патологоанатом. Он ещё здесь. Тенью.
Брод поднимает глаза.
Коридор удерживает мучения, страх, отчаяние; резонирует ими.
Изгои? Война?
Врач пожимает плечами и теряется в толпе.
Теряется навсегда, как капля чернила в кляксе, исчезает с этими своими руками, которые вскрыли Бобо, извлекли мёртвый плод и положили его в холодильник, а после принесли весть о новой утрате. Как кусок льда, брошенный в грудную клетку. В довесок.
Надо ли знать это, когда уже ничего не вернуть?
Их нерождённый ребёнок. Боже
Удар был страшен.
Грудь расплющила наковальня давления; показалось, что сейчас его размажет кровавой кашей по кокону скафандра. В тазу что-то хрустнуло, якоря вздыбили каменный грунт, но сдюжили.
Когда он снова смог дышать, увидел лишь грязный металл. Его облепила кабина грузовика. Бандиты, видимо, отключили энергозавесу, иначе машину бы просто откинуло в сторону или перебросило через Брода. Подмять наглеца под бампер и раздавить, как личинку, неплохая идея скафандр класса «Тьма» имел другое мнение, выдержал испытание; в таких доспехах можно сражаться с дьявольскими карбидными бурями Улана, а они гнут арматуру волновых передатчиков, как ветер траву.
Капельки крови секунду-другую красовались на внутренней стороне визора, а потом их унесла ленточная щётка.
Брод дал команду на подвижность и принялся выбираться из объятий покорёженного металла. Один или два раза терял сознание, на пару секунд. Затем кровавый омут начал отпускать. И вот первый шаг. Будто рождение.
Повсюду разбросаны контейнеры: красные, зелёные, белые, словно разломанный исполинский Кубик Рубика.
Рука одного бандита торчала из окна, словно голосуя. В салон выплеснули ведро с кровью. Удар выжал тела, как кипяток выжимает аромат из чайных листов.
Однорукий был мёртв. Вылетел во время удара из кабины, но далеко не делся, видимо, зацепился за что-то: лежал в метре от правой передней гусеницы. Переломленный сухой хлебец. Брод поднял лежащий поодаль пистолет. Вернулся к трупу.
Вставай, паря, он ткнул ногой тело. Ну же
Поддёрнутые плёнкой глаза забило пылью.
Не смоглось фишек подрезать, а, паря? Чё молчишь?
Металлические струпья повсюду.
Пошатываясь, он пошёл дальше с «музейным» оружием в руке, с практически разряженной пэв-винтовкой за спиной.
И когда дошёл до озера нырнул.
Течение развернуло его и понесло ногами вперёд. Слева и справа виднелись звёзды, внизу бурое плато астероида. В скафандре он не чувствовал температуры воды, но представил, как несётся в тёплой стихии.
Силовое поле Брод преодолел незаметно, без всполохов и ряби визора, треска коммутационных плат. Малиновая лента словно размыла энергетический кокон, отталкивая его кольцом брызг.
Клапан первого баллона с дыхательной смесью бесшумно открылся. В углу экрана проявилась шкала.
Его ещё раз развернуло. Карниз Радужного Дерева медленно наплывал, обретая краски. В какой-то момент он потерял счёт времени, закрыл глаза и остался один на один с Вселенной.
Он судорожно вцепился в уступ, стал подтягиваться, колыхаясь в потоках малиновой реки, словно хоругвь. Поток пытался швырнуть его выше в чудовищные по красоте переливы вихрей и пылевые скопления.
Клапан первого баллона с дыхательной смесью бесшумно открылся. В углу экрана проявилась шкала.
Его ещё раз развернуло. Карниз Радужного Дерева медленно наплывал, обретая краски. В какой-то момент он потерял счёт времени, закрыл глаза и остался один на один с Вселенной.
Он судорожно вцепился в уступ, стал подтягиваться, колыхаясь в потоках малиновой реки, словно хоругвь. Поток пытался швырнуть его выше в чудовищные по красоте переливы вихрей и пылевые скопления.
Мышцы налились напряжением, засочились сукровицей.
Волокна скафандра удесятерили усилия. И тут течение отпустило его Брод упал на одну из плит карниза. Он медленно поднялся, ожидая сюрпризов гравитации. Цифры процентов оставшейся дыхательной смеси выцвели в светло-травяной, затем исчезли. На Карнизе был кислород, и никаких ощутимых неудобств с силой тяжести. Он всмотрелся в пустоту. Невидимое защитное поле?
Веретеновидная крона Радужного Дерева была перед ним, в каких-то десятках километров или метров. Ощущение расстояния монеткой закатилось в тёмный угол.
Эй? Что теперь? спросил он.
Каждому нужен свой Разумный Океан. Свой Золотой шар. Вера в ужасные чудеса.
Расстояние до следующего «нароста» было очень велико. Не перепрыгнуть. На поверхности Карниза марганцем блестела пыль.
Он остановился. Обречённо поднял руки: не крылья отёк прошения.
Помоги мне.
Магнит тихого шёпота вокруг. Ничего.
Бобо!
Пурпурные гало, пляшущие между ветвей.
Ещё одна пустышка. Иллюзион глупой веры. Как Белая Королева. Как хронопласты.
Что? Чего ты хочешь?
Останусь здесь, Дерево будешь меня терпеть
Пожалуйста
К чёрту всё
Внезапно в его голову врывается голос. Динамики шлемофона молчат. Брод видит густую радужную полосу перед глазами именно перед глазами, а не за поликарбонатным забралом, и приседает от нахлынувшей слабости.