Башляй.
Я отдал вам всё, что у меня было.
Метнись отожми у кого, паря. Давай, чопай живенько.
Бандиты дружно заржали.
Лады, сказал Брод, подражая арго безрукого «таможенника».
Состав спецбригад Радиуса-Нью ничем не отличался от местных авторитетов и их прихвостней, а среди них Брод провёл два года был одним из полуживотных, воспитанных в суровых условиях алмазных рудников и подчиняющихся ещё более строгой блатной дифференциации.
Он развернулся и зашагал к менгирам, за которыми спрятал скафандр.
Меньжанулся нехило паря. От страха направу перепутал.
За камушки пошёл присесть. Этого. Балласт сбросишь. Ха!
Ага.
Кашлянуть по рацухе Сивому о чепушиле этом?
Схера?
Этого. Для проформы. Вдруг у него там ящик термоядерных гранат.
О как забазарил проформа, с жердочки что ли свалился? Колчану ещё маякни! Охота тебе этой чухнёй заниматься.
Дело твоё, Шприц.
Чьё ж ещё! Пауза. Эй, паря, я сказал живенько хилять!
Брод ускорил шаг.
Вскоре слова стали неразличимы, их теснил ветер и расстояние. Больше ему не кричали.
Он выходит из-за защиты кромлеха и методично расстреливает бандитов через оптику пэв-винтовки. Забрало поднято, жаркое дыхание пустыни лижет лицо. Пучки электронов, посылаемые по ионизированным каналам, предварительно созданным лучом лазера в атмосфере, сверлят в телах дыры с пузырящимися краями, ампутируют ноги и руки, оставляют в камнях отверстия трёхсантиметрового диаметра.
Как стрельба в тире. Только игрушки не падают, а отлетают на несколько метров, будто нанизанные на призрачное копьё.
Когда мишени приходят в себя и оправляются от шока кто-то уже отстреливается маломощным и бесполезным на такой дистанции импульсником, Брод опускает забрало. Начинает перемещаться от камня к камню и расходует заряды. Простреливает палатку из фибропластового восстанавливающегося материала, в которой, скорей всего, находится аппаратура связи с другими членами группировки, прожигает насквозь два вертолёта. Бандиты умирают, бегут, умирают, стреляют в ответ, умирают. Нескольким удаётся спрятаться за петушиный гребень каменной возвышенности.
Брод идёт вперёд, не отрываясь от оптического прицела.
Один выстрел всё-таки попадает в него. Кто-то поливает менгиры из плазмовинтовки. Брод кувыркается, встаёт на колено, целится. Карбонитридовые капли стекают с панциря. Скафандр «лечит» повреждённые цепи.
Брод стреляет.
Стреляет.
Над головой горит и пульсирует Радужное Дерево.
Из-за гребня появилась точка, миновала чернеющую на двух уцелевших опорах палатку, понеслась вдоль берега озера, из которого стремился в космос перевёрнутый водопад.
Остановка. Приближение: гусеничный грузовик.
Брод смотрел на машину оптика визора зафиксировала приемлемый масштаб гадая, что задумали недоноски. Плазмопули выбили несколько алых цветков в четырёх-пяти метрах слева от него. Жёлтым блеснула нить лазера. Мимо. Стреляли по-мальчишечьи, больше развлекаясь, почти не целясь. К космопорту и городу грузовик не свернул. Помчался к Броду, искажаясь в синеватом поле бамперной энергозавесы. Такую не прострелить поток энергии, переносимый частицами, просто растечётся по «щиту».
Он закрепил пэв-винтовку за спиной и побежал.
Навстречу.
В кабине жались три или четыре бандита, грузовая платформа была заставлена контейнерами, удерживаемыми силовыми тросами. Кто-то стрелял через люк в крыше, поверх энергозавесы. Стрелку это очень мешало. Укороченные гусеничные пары позволяли развить неплохую скорость.
Брод бежал.
Сохраняя дыхание, в одном ритме, чувствуя рабочий пот, с которым не справлялась система кондиционирования.
Триста метров, двести.
Он сделал последний прыжок и остановился, развернувшись правым боком к машине. Произнёс команду для придания структуре скафандра максимальной жёсткости, и следом вторую подошвы ввинтились в каменный грунт мёртвыми якорями.
Вот-вот и
Брод понял, что надо было закрыть голову руками, но времени исправить оплошность не было. Смех и крики бандитов перекрывали рёв двигателя и треск лопающегося под гусеницами камня. За грузовиком шлейфом тянулась пыль, словно он мчался по задымлённому туннелю, или песочный червь тщетно пытался сожрать его, не отставая и не приближаясь на заветные сантиметры.
Брод закрыл глаза и принял удар.
Этого не может быть? Вы уверены доктор?
Сядьте, прошу.
Люм-фонари снуют под потолком клиники, распределяясь по скоплениям людей. Патологоанатом отводит его к окну. Всюду крики, слёзы, чьи-то имена, выброшенные в воздух. И больничный запах, сочащийся из стен, застоявшийся, разбавленный кислым дыханием. Не отдельные люди одно аритмичное сердце.
Присядьте, повторяет мужчина в зелёном халате.
Брод смотрит на лавочку. Не видит её.
Вы уверены но я не знал.
Это больно. Я очень вам сочувствую.
Она была беременна
Патологоанатом прикасается к его плечу.
Да.
Боже
Обещайте быть сильным. Мне надо идти. Изгои забрали много жизней, но многих ещё можно спасти. Сюда поступают не только с окраины Байройт-Финстерниса, с других городов тоже госпитали переполнены.
Кто-то кричит из дальнего конца коридора, ищет, умирает: «Эмма! Эмма! Ты здесь?!»