Было возмутительно. Теперь можно распечатать судебное решение, свернуть его в тугой комок и заткнуть рот всем недовольным. Теперь каждый будет иметь святое право любить то, что посчитает нужным. Менять ориентацию, менять привычки, менять пристрастия. Плати, покупай прибор. Делай себе на голове разъемчик. И никто, никто и никогда не скажет тебе ни полслова. Считай, добрая фея поработала.
Я понял, что тестировали на Птичке.
Все, что мне наплел этот аккуратный тип, рассыпалось. Прямо у меня внутри. И осколки стали впиваться в грудь при каждом вдохе. Нет, мне не было тревожно, обидно или стыдно. Просто я понял, что не смогу спать. А если усну, то мне приснится пустая комната, а в ней девочка из черно-белого фильма. А если я попытаюсь выйти из комнаты, то в дверях будет стоять безупречно выбритый человек в синей рубашке и желтом галстуке. И если он еще раз откроет рот, то из него вырвется что-то такое черное, что я проснусь в холодном поту. И тогда уже точно никогда не засну.
Я понял, что мне надо найти ее.
Зачем второй вопрос. Первый вопрос как. Я же не следопыт. С другой стороны я медик. У меня есть доступ пятой степени к федеральной медицинской базе. Итак, девушка, четырнадцать-шестнадцать лет. Сирота, детский дом. Есть согласие на операцию. После операции транспортировка в сектор 3СБ144. И если этот агент не солгал мне в том, что они никогда ничего не прячут, то
Было именно такое утро такой апрельской субботы, в которое солнце чувствует себя просто обязанным заглянуть в окно каждой кухни, за которым можно найти семью, суетящуюся перед завтраком. Оно проверит, как вы намазываете на хлеб сливочное масло. Ну, или арахисовое масло. Или джем. А потом, довольное, переползет с вашей посуды на кота, чтобы заставить его пожмуриться.
Я все водила и водила ножом по тосту, хотя масло уже было достаточно хорошо размазано. Мне казалось, что эта серовато-коричневая масса, которая когда-то была крепкими и блестящими орешками мои планы на день. Сегодня такой день, когда хорошо гулять и гулять по парку, сворачивая с дорожек в лес, где снег и лужи. И Викуська будет носиться по ним до упаду, а потом, довольная, уснет дома в кресле, не успев снять колготки.
Но мы поедем покупать ей новую одежду. Мы будем ходить полдня по душным магазинам. Потом накормим ее и сдадим в центр развития на еженедельное занятие, а сами отползем в некурящий зал какого-нибудь не слишком дорогого ресторанчика.
Так мы запланировали, и Витя точно ничего не отменит. Потому что Викуське нужна одежда, на занятия надо ходить регулярно, и вообще мы же договаривались. Сейчас он войдет на кухню, чтобы не глядя щелкнуть кнопкой кофеварки. И кнопка окажется точно на месте.
Однако он появился в дверях и замер. Я подняла голову, чтобы пожелать ему доброго утра, но не успела ничего сказать, потому что увидела, какие черные мешки у него под глазами.
Я, наверное, плохая жена. Потому что обрадовалась, когда муж сообщил, что сейчас надолго уедет. Куда и зачем, не сказал. Просто он, видите ли, посчитал нужным предупредить.
Обрадовалась. Хотя и не подала виду.
А после завершения всех экспериментов мне должны были вернуть прежние установки. Еще раз коннектор войдет в разъемчик на затылке, я снова потеряю сознание, а потом проснусь уже собой. Со всеми привычками, вкусами и предпочтениями. Но я отказалась.
Почему? спросил я.
Я подумала снова стать той, кто на это согласился? Нет.
Она сжала губы и стала теребить безымянный палец. Мне показалось, что она еще чуть-чуть похудела с нашей последней встречи. По крайней мере, пальчики у нее были очень худые и удивительно длинные.
Так что же теперь ты будешь делать?
Не знаю. Моей последней установкой была покупка водолазки. Вот с тех пор я ничего не хочу, ничем не интересуюсь, кроме того, что было в том сити-молле. Даже не знаю, стоит ли он еще на том месте. Может, и стоит. Я часто представляю его себе. Как он заполняется паутиной и пылью Но чаще думаю о белых водолазках. Вы знаете, кое-где их называют «бадлонами». А по-английски водолазка будет «turtleneck». Что означает «черепашья шея» Что буду делать? Пойду учиться на специалиста по водолазкам. Выйду замуж за водолаза.
Она рассмеялась.
Что-то мешало мне говорить, будто кто-то невидимый третий, стоящий надо мной, сдавил мне горло. Мы сидели в парке возле ее детдома. Меня пропустили на свидание под предлогом липовой медицинской консультации. Птичка пришла и совершенно не удивилась ни мне, ни моим расспросам. Видимо, ей действительно все было безразлично, кроме водолазок.
А мне не было. И очень хотелось что-то с этим сделать. Но что? Поднимать шум? Я не забыл угрозы того аккуратного. Кто бы ни стоял за ним правительство или клуб богатых извращенцев, мне не побороть их в одиночку. У них хватило денег на сити-молл в пустыне. И, наверное, не на один. Я не сомневаюсь, что следующий построят на моих костях.
О чем вы думаете? спросила Птичка. Бойкий, дружелюбный голосок.
Вежливая. Ей ведь не интересно на самом деле. Что ей ответить? «Извини, но не о водолазках»? Рассказать, что я опять лихорадочно выискиваю в голове спасительные банальности? Что я чувствую себя обворованным покупателем, потому что начал понимать, какова цена всем этим фразам? Что я копил их десятки лет, принимая эти афоризмы за житейскую мудрость? Но, как выяснилось, стоят они не больше окурков с пола. И не потому, что легко достаются. И не потому, что не могут тебе помочь. Они не могут помочь тому, кто рядом с тобой. Хрупкому человечку с высосанной душой. Есть такое красивое выражение «политика малых дел». Это когда человек ничего из себя не представляет, но живет достойной жизнью, делает что-то хорошее в меру сил. И успокаивается этой гладкой фразой.