И все же она взяла себя в руки. «Ай, умница! Как быстро справилась!» мысленно похвалила Ксюшу Ада Карповна, наблюдавшая за ними.
Знакомьтесь. Только не здесь, подтолкнула она Ксению и Клима к выходу.
Он взял Ксюшу за руку и повел по коридору. Толкнув широкие застекленные двери, Клим пропустил ее вперед.
Я здесь уже несколько дней. А сюда попал случайно только сегодня.
Зимний сад? Ксюша почувствовала, как внутри все сжалось. Так было всегда, когда она видела что-то, напоминавшее про деда Женю.
Я люблю цветы. Особенно те, что растут в кадках. Не знаю, может быть, эта любовь досталась мне генетически от деда. По рассказам бабушки, он был страстным цветоводом.
Я тоже, коротко произнесла Ксюша.
«Нет, это не совпадение. У деда до моей бабки была семья. Так что Клим вполне может быть его родным внуком», логически вывела она, глядя на Клима. Ей начало казаться, что он даже на него похож. «Ну и что? Мы же не одной крови. Я приемная внучка. Значит» что именно это означает, она решила не додумывать. Пришла мысль, что теперь она уж точно никуда не побежит. Нужно быть совсем дурой, чтобы сбежать от своей судьбы.
Глава 22
Оказывается, у него осталось не так уж много времени. Даже если он пройдет этот курс лечения. Даже если согласится на операцию. А умирать не хочется. Именно сейчас. Два года, гарантированные врачами, пролетят быстро, не заметишь. Но рядом не будет дочери. Конечно, Риттер мог бы ее забрать из школы. Он был уверен, Агнесса Бауман пойдет на расторжение договора, когда узнает причину. Но, возможно, школа эта то единственное, что он может сделать для своего ребенка, то есть дать дочери шанс на полноценную жизнь. У него самого этого шанса уже нет.
Еще на прошлой неделе Александр Риттер был уверен, что судьба сделала ему подарок, вернув Софию. Он набрался смелости или наглости, как хочешь назови, и, купив торт и цветы, просто вломился к ней в дом в неурочное время. В одиннадцать вечера. Пьяный слегка, зато решительный! Даже не подумал, что Соня может быть не одна! Пусть не присутствие мужчины, но сына-то он должен был предвидеть! Но не было ни мужика, ни сына. Возле Сониных ног терлась, укоризненно мяукая, заспанная черная кошечка. Соня, в шелковом халатике, как позже оказалось, на голое тело, открыла ему дверь, даже не спросив, кто там. Риттер растерялся, так как настраивался на долгое препирательство и выяснения. И, когда дверь открылась, он с минуту ошеломленно переводил взгляд с кошки на Соню, потом ввалился в прихожую и тут же стал снимать ботинки.
И в шестьдесят можно почувствовать себя подростком! Жадным до любви и щедрым на ласки. Не бояться осечки, какие там, к черту, простатит и лишний вес! Забывшие вроде бы все руки вспомнили, что нужно делать. Как у пианиста, долго не подходившего к инструменту. Сел сыграл Бетховена. Что душа просит. И не только его, но и ее душа. И тело. Софьюшкин неуверенно протестующий голос слышался музыкой. Он внимания не обращал на этот протест, был уверен, «нет» не «нет», а робкое еще пока «да». А потом и было «да»! И еще, и еще! А после, раскрасневшись, стыдливо пряча глаза, она завернулась в махровую простынку и выскользнула из спальни. Риттер было дернулся за ней, но нутром понял нельзя. Но под дверью ванной комнаты простоял босиком все полчаса, пока она была там. Сквозь шум льющейся из душа воды он слышал всхлипы. И сердце переворачивалось от страха вдруг что не так! Мысли лезли уже в трезвую совсем голову, ругал себя площадными словами и ждал. Стих шум воды, так он еле успел добежать до кровати, плюхнулся с полета, притворился спящим. И не мог поверить, когда почувствовал влажные ее губы на своем оголенном плече. Лежал с минуту, боялся спугнуть. Сердце не выдержало. Затопило страх приливом нежности и благодарности. Сграбастал в охапку, прижал к себе так, чтоб не шелохнулась, и долго не отпускал. В горле слезы стояли, сглотнуть боялся шумно получилось бы. Софьюшка заснула в его объятиях. Осторожно переложив ее голову на подушку, еще некоторое время рассматривал в скудном свете ночника ее лицо. Да, постарела. Морщинки лучиками из уголка глаз, две параллельные черточки в середине лба. Но своя, родная. И вдруг мысль как огнем: столько лет потеряно! Наверстать, наверстать!
А, как оказалось, некогда. И два года не факт, что в силе будут. Встает вопрос: а имеет ли он право ей на шею инвалидом сесть? Софьюшка не прогонит, будет до последнего за ним горшки выносить. А ему каково? И сын ее что скажет?
А, как оказалось, некогда. И два года не факт, что в силе будут. Встает вопрос: а имеет ли он право ей на шею инвалидом сесть? Софьюшка не прогонит, будет до последнего за ним горшки выносить. А ему каково? И сын ее что скажет?
Парень пришелся ему по душе. То есть и тут эгоизм сыграл свою роль: Сашка не только мать не осудил, застав его, Риттера, полуголого у них на кухне поутру, но и пожал ему руку, словно бы принимая ситуацию. И Риттер видел, не играет парень, рад за мать, искренне рад. А уж как он-то рад был! А Соня! Сладилось у них втроем, от разговоров кухонных до деловых. Одного не понимал Риттер, взрослый уже Саша, а не женат! Сонечке как-то раз даже вопрос задал: невеста, может быть, имеется? Узнав, что нет, обрадовался. Вот какому бы парню он свою дочь вверил, не колеблясь ни секунды! И Соня, как потом выяснилось, об этом же подумала. Видела она фотографию его девочки, изумилась красоте. Только не сказал он, где она сейчас. Потом, решил, как-нибудь