Ого! Неужели он согласился?! я округлила глаза.
Я предложил ему такие деньги, что он даже не раздумывал. Вылетает уже завтра, хмыкнул Джек. И ещё позвал нескольких спецов из нашего завода. Пора разбавить венесуэльскую лень казачьей прытью. Даже Геннадия, техника, пригласил. У него тоже мозги не по должности. Международный опыт и зарплата в долларах это не только плюс в карму.
У меня аж дух перехватило.
А там кто работать будет?
О, балерина, согласись, в Ростове, где университет на университете, найти спеца вопрос попроще, чем в Каракасе. И заметь, он ткнул в меня по привычке пальцем, русским спецам не нужна виза в Венесуэлу и особое разрешение от властей. А вот из Штатов такая схема бы не прокатила. И вышло бы дороже.
Но они же не знают испанского!
А Мария на что? Будет переводить и вникнет в суть дела. Еще парочку переводчиков привлечём. Вопрос пока временный. Сергей Петрович выберет из местных наиболее перспективных. Отдел кадров снимет ростовчанам квартиры в хорошем доме. Революция революцией, а мы будем жить. Мы ведь вне политики и действуем по закону, да балерина? подмигнул мне Джек.
Хоть бы не экспроприировали, как у нас в семнадцатом
Неа, до этого не дойдёт.
Откуда ты знаешь?
Чуйку ещё никто не отменял. Она у меня тоже не плохо работает, похвастался Джек. Сама говорила, что тут ваши «девяностые», а не семнадцатый год И нет ни одного Ленина на броневике.
Чуйка, как у Майка Девенпорта? усмехнулась я. С ним-то что делать будем?
Джек помрачнел.
Я ещё думаю.
А с Брандау? Ты же не будешь его тут вечно держать?
В полиции он откупится и может нам всё испортить, угрюмо признал Джек, особенно, если подтянет своих сообщничков из Камарадос. Видела за забором пикетчков? Нет? А они стоят Но внутрь их терминаторы Меделин не пускают. И не пустят. Ты сама как? Не устала, малышка?
Нет, соврала я. Подошла к Джеку, откинувшемуся на высокую спинку кресла. Мой взгляд снова упал на фотографию немецкой семьи в рамке. А знаешь, странно
Что странно?
Да вот эта фотография.
Я покрутила в пальцах рамку, аккуратно отогнула железный крючок и вытянула из-под стекла распечатанное фото. На той стороне было написано: «Берлин, 2016-й. Наша улица. От Матиаса, Норы и Франца. Скучаем!». За весёлыми немцами был виден угол дома с табличкой: «49, Веберштрассе». Мне стало крайне жаль их всех, но тотчас что-то зацарапалось в душе, звякнуло и осыпалось опасными осколками, словно разбитое зеркало вокруг босых ног. Догадка? Я пробормотала:
Я покрутила в пальцах рамку, аккуратно отогнула железный крючок и вытянула из-под стекла распечатанное фото. На той стороне было написано: «Берлин, 2016-й. Наша улица. От Матиаса, Норы и Франца. Скучаем!». За весёлыми немцами был виден угол дома с табличкой: «49, Веберштрассе». Мне стало крайне жаль их всех, но тотчас что-то зацарапалось в душе, звякнуло и осыпалось опасными осколками, словно разбитое зеркало вокруг босых ног. Догадка? Я пробормотала:
Скажи, Джек, если б ты сбегал с деньгами компании, понимая, что горячие венесуэльцы или страшно активный инвестор захотят отомстить, ты бы оставлял вот это? Ну, или, грубо говоря, фото нашего небоскрёба и меня на фоне? С номером 42-й улицы?
Джек моргнул. Взял у меня из рук фотографию и внимательно её осмотрел.
Ты думаешь, что Бергштоффа подставили, Сандра? Зачем?!
Чтобы потом подставить тебя.
Не слишком ли сложно? Джек задумался и вдруг проговорил вслух то, что вертелось у меня на языке. Но с другой стороны, если деньги на счетах компании на месте, зарплаты выплачиваются, работа идёт, какой смысл в забастовке? А когда такой хаос, мой приезд был просто неизбежен! Но ради меня целый завод?! Джек стукнул кулаком по столу, сдвинул брови к переносице. Знаешь, что это значит?
Что? тихо спросила я.
А то, что сумма махинаций так велика, что тянет на большой срок, если не на пожизненное. И речь идёт даже не о миллионах долларов так же тихо ответил мой мужчина.
Меня сковал страх.
Я боюсь за тебя Джек!
Не стоит, тёмно усмехнулся он и добавил: Ты видишь, я крепкий.
Может, всё-таки вызовем полицию?
Чтобы они грабанули компанию повторно?
А вдруг нет?
Плавали, знаем, хмуро ответил Джек. Малышка, я разберусь. Ты не волнуйся. Просто продолжай заниматься организацией праздника и поставками продпайка из России, хорошо? А мне доверь весь шмурдяк. Он потёр лоб и улыбнулся: Выше нос! Я ведь умный у тебя.
Хорошо.
Я взяла ноутбук и пошла в приёмную. Пока, к счастью, там не было Аурелии, но я её снова зашлю, если вернётся. Вспомнив о ней, я вздрогнула от брезгливости, протёрла красное кресло влажной салфеткой и стол. Лишь потом села. Может быть, предательство и не пахнет, но мне казалось, что им провонялась вся приёмная.
Время не терпело философствований. Я взяла телефон в одну руку, другой открыла крышку ноутбука, и всё завертелось. Двое стройных айтишников ходили туда-сюда, судя по звуку, подскакивая и теряя очки от рёва Джека в ответ на их «es imposible[35]». Кажется, ребятам пришлось разложить на атомы почту и компьютер генерального директора. А потом выискивать во всей корпоративной почте любые сообщения в штаб-квартиру в Нью-Йорке. Фильтровать и выискивать, и снова фильтровать в поиске кротов. А толстый их коллега с тремя подбородками, от которого за версту несло сладкой ватой, как выяснилось, был почти хакером. Джек их усадил в переговорную справа от приёмной, и там вместе с низенькой очкастой бухгалтершей на платформе, сладкий хакер потел и выискивал электронные следы пропавших со счетов денег. Пока неудачно, как я поняла по доносившимся до меня из открытых дверей интонациям.