Но на основе какой информации строить такой рейтинг? В самом начале журналисты основывали свои расчеты исключительно на результатах опросных листов, которые рассылались президентам университетов. В результате лучшим национальным университетом был назван Стэнфорд, а лучшим гуманитарным вузом Амхерстский колледж. Рейтинги пользовались большой популярностью у читателей, однако многие администраторы колледжей были просто в бешенстве. Журнал был завален жалобами на то, что рейтинг несправедлив. Многие президенты колледжей, студенты и выпускники настаивали на том, что их вуз заслуживает более высокой оценки. Все, что оставалось журналистам, это обратиться к фактам.
В последующие годы редакторы U. S. News снова и снова пытались понять, что тут вообще можно измерить и оценить. Именно так начинаются многие модели с серии догадок. Процесс этот нельзя назвать научным, и к статистическому анализу он имеет весьма отдаленное отношение. Люди просто думали над тем, что важнее всего в образовании, затем выясняли, какие переменные им стоит принимать во внимание, и, наконец, решали, какой вес придать каждой из этих величин в формуле.
В большинстве дисциплин анализ, загружаемый в модель, требует гораздо большей тщательности. В агрономии, например, исследователи должны сравнить вводные параметры (почву, солнечный свет, удобрения) и параметры, получившиеся на выходе, то есть определенные свойства урожая. Затем они могут экспериментировать и оптимизировать результаты, исходя из целевого параметра, будь то цена, вкус или питательная ценность. Это не значит, что агрономы не могут создать оружия математического поражения очень даже могут и иногда создают (особенно если отказываются принимать во внимание долгосрочные и разнообразные последствия применения пестицидов). Однако из-за того, что их модели по большей части четко нацелены на чистый результат, они идеальны для научных экспериментов.
Журналисты U. S. News, однако, имели дело с «качеством образования» гораздо менее четкой величиной, чем цена кукурузы или количество миллиграммов белка в каждом зернышке. У них не было четких параметров, по которым можно было бы оценить, какое воздействие четырехлетнее обучение оказывает на одного студента, не говоря уже о миллионах студентов. Они не могли измерить количество усвоенного материала, счастье, уверенность в своих силах, дружбу и другие аспекты студенческого четырехлетнего опыта. Идеальная цель высшего образования, сформулированная президентом США Линдоном Джонсоном, «углубление личной самореализации, усиление личной продуктивности и повышение личной самооценки» не укладывалась в их модель.
Вместо этого они выбрали прокси, которые, как им казалось, коррелировали с успехом. Они посмотрели на результаты SAT, на соотношение студентов и преподавателей и на процент зачисления абитуриентов. Они проанализировали процент первокурсников, которые доучились до второго курса, а также процент выпускников. Они подсчитали процент выпускников, которые жертвовали деньги альма-матер, рассудив, что, раз у них возникло желание поддержать вуз, значит, им, скорее всего, понравилось там учиться. Три четверти ранжирования должно было производиться алгоритмом то есть мнением, формализованным в коде, в который были включены все эти прокси. Оставшаяся четверть рейтинга формировалась с учетом субъективных мнений официальных представителей колледжей по всей стране.
Первый рейтинг, основанный на вычислении данных, был опубликован в U. S. News в 1988 году, и его результаты казались вполне разумными. Однако, когда рейтинг вырос до статуса национального стандарта, материализовалась зловещая петля обратной связи. Проблема заключается в том, что рейтинги подпитывают сами себя. Если колледж однажды получил низкую оценку в U. S. News, то его репутация сразу была слегка подмочена, а это тут же сказывалось на условиях обучения в нем. Лучшие студенты и лучшие преподаватели начинали его избегать. Выпускники возмущались и переставали жертвовать деньги. Рейтинг снижался еще сильнее. Короче говоря, рейтинг становился судьбой.
В прошлом администраторы колледжей располагали самыми разными способами добиться успеха, и многие из них были основаны на личностном факторе. Студенты восхищались определенными профессорами. Некоторые выпускники делали выдающиеся карьеры в качестве дипломатов или предпринимателей. Другие публиковали романы, которые получали престижные награды. Слава передавалась из уст в уста, и все способствовало повышению репутации колледжа. Но в самом ли деле Макалестер лучше Рида?[6] Правда ли Айова лучше Иллинойса?[7] Сложно сказать. Колледжи это как разные типы музыки или как разные диеты. Всегда найдется место для противоположных точек зрения как и хорошие аргументы в защиту каждой из них. Теперь же огромную репутационную экосистему колледжей и университетов накрыла своей тенью одна-единственная колонка цифр.
Если вы посмотрите на эту ситуацию с точки зрения президента какого-нибудь университета, она будет выглядеть очень печально. Большинство этих людей, без сомнения, дорожат своим университетским опытом это одна из причин, мотивировавших их взобраться по лестнице академической карьеры. В то же время, оказавшись на вершине этой карьеры, они вынуждены тратить огромную энергию на улучшение показателей по пятнадцати параметрам, которые определила для них шайка журналистов из какого-то второсортного издания. Они снова оказались чуть ли не на студенческой скамье им снова нужно получить хорошие оценки от тех, кто выдает им задания. На самом деле они оказались в ловушке жесткой модели, в ловушке ОМП.