Мне надо поговорить с его матерью.
Конечно. Конечно, закивал тот. Мы будем ждать сколько надо, будем ждать. Вы можете справки навести мы люди обязательные. Вы не пожалеете. Мы можем вам сообщать, как дела как он растет.
Ну да, ну да, пробормотал Михаил и пошел в палатку спрашивать Ланку. Она, по своему обыкновению, лежала, ребенок мирно посапывал рядом.
Лана, окликнул он. Надо поговорить. Ты ведь хотела домой?
Она повернулась и уставилась на него очень внимательно.
Мы можем вернуться туда, сказал врач.
Мы не можем, буркнула она, глазами указав на младенца.
А если бы нашлись люди если бы мы нашли, кому его оставить? тихонько спросил Михаил. Ведь тебе трудно, я вижу.
Сестра, по крайней мере, не принялась бурно возмущаться и это обнадеживало. Некоторое время она молчала, глядя на ребенка. Потом спросила:
Кто тебя просил его отдать?
Ты их не знаешь. Они с другой станции. Со Спортивной. Они потеряли своего малыша. Они будут заботиться о твоем о нашем.
Сестра вновь пристально уставилась на него. «Ты так говоришь, потому что это не твой ребенок», читалось в ее глазах.
А ты будешь свободна. Мы сможем уйти. А если жизнь у нас наладится, вернемся за ним.
Тут он, конечно, лукавил. Он понимал, что приемные родители не отдадут им ребенка обратно, даже если предположить, что они и впрямь вдруг вернутся. Но он почему-то был уверен и в том, что Ланка не захочет потом искать сына. Сочтет, что устроила его судьбу, и вздохнет облегченно. Кто ее знает, в чем дело то ли она слишком молода, чтоб заводить детей, то ли с отцом этого ребенка отношения тоже складывались не лучшим образом, но совершенно очевидно, что младенец для нее обуза. Она не сюсюкает с ним, как обычно мамочки, на руки лишний раз не берет только когда раскричится. И смотрит на него иной раз таким странным взглядом Он думал, что Ланка ухватится за возможность освободиться и не ошибся.
Сестра вновь пристально уставилась на него. «Ты так говоришь, потому что это не твой ребенок», читалось в ее глазах.
А ты будешь свободна. Мы сможем уйти. А если жизнь у нас наладится, вернемся за ним.
Тут он, конечно, лукавил. Он понимал, что приемные родители не отдадут им ребенка обратно, даже если предположить, что они и впрямь вдруг вернутся. Но он почему-то был уверен и в том, что Ланка не захочет потом искать сына. Сочтет, что устроила его судьбу, и вздохнет облегченно. Кто ее знает, в чем дело то ли она слишком молода, чтоб заводить детей, то ли с отцом этого ребенка отношения тоже складывались не лучшим образом, но совершенно очевидно, что младенец для нее обуза. Она не сюсюкает с ним, как обычно мамочки, на руки лишний раз не берет только когда раскричится. И смотрит на него иной раз таким странным взглядом Он думал, что Ланка ухватится за возможность освободиться и не ошибся.
Она перевела глаза на маленького. Долго смотрела, будто стараясь запомнить напоследок его лицо.
Делай, что хочешь, буркнула она наконец и вновь отвернулась к стене. Он сжал голову руками. Неправильно это было все-таки, Михаил на свой лад успел чуть-чуть даже привязаться к малышу. Младенец был на удивление спокойным. Плакал, только когда хотел есть, а в остальное время спал или лежал тихонько с открытыми глазами, словно о чем-то думал. Глаза у него были Ланкины, совиные. И даже родинка над правой бровью была копией Ланкиного родимого пятна. У Михаила сердце слегка сжалось, будто мальчик был ему не чужим, но лекарь тут же подумал, что теперь у них будут развязаны руки и он сможет что-то предпринять для Ланкиного спасения а ее надо было спасать, пока не поздно. Она чахла на глазах, и если не прекратится эта ее апатия, то как-нибудь утром она и вовсе не проснется так и будет лежать, мертвая, застывшая, отвернувшаяся к стене, даже в смерти протестующая против всего, что теперь ее окружает. И люди им житья не дадут будут травить и не успокоятся, пока вовсе не доконают.
Врач тихонько взял на руки ребенка и торопливо выбрался наружу, боясь, что в последний момент мать все же передумает. Сзади раздались сдавленные рыдания. Его удивило, что Ланка даже не захотела посмотреть на приемных родителей, которым оставляет сына. Как будто он для нее уже отрезанный ломоть. А может, она просто не могла справиться со своими эмоциями. И все же она согласилась его отдать!
Его зовут Матвей, сказал Михаил, вручая замотанного в тряпье младенца не помнящим себя от счастья приемным родителям. Знали бы они, какого труда ему стоило уговорить Ланку назвать сына более-менее привычным для слуха именем, чтобы хоть этим не раздражать людей окончательно. Впрочем, вы можете выбрать имя сами, если хотите.
Нет, нет, почему же, пробормотал мужчина. Мне нравится. Матвей. Матюша.
Жена его только молча кивнула, недоверчиво, удивленно и радостно глядя на младенца словно боялась, что вот-вот его отберут обратно.
Проводив новоявленных родителей, которые тоже вдруг заспешили, до перехода на кольцевую, Михаил отправился к начальнику станции.
Мне нужно два комплекта химзы и два противогаза, сказал он. А еще автомат и два рожка патронов. И мы уйдем.