Почему тебя это удивляет, если ты сама сказала, что я искал смерти?
Я предположила. Одно дело нарваться по глупости и сдохнуть в «камине». Другое же дело осознанно отдать свою жизнь. Ты безумец, Миш.
Безумцы меняли этот мир. Так что если посмотреть с одной стороны, здорово, что я безумец. Бывший школьный учитель улыбнулся. Что до твоего вопроса Ты думаешь, что это вот все, он обвел пальцем двор, самое дорогое, что у меня есть? Моя дочь вот, что мне дорого.
Весь мир абсурд, а Зона и подавно. Последние месяцы твоей жизни не были абсурдом? говорила собеседница. Все эти погони? Перестрелки? Смерти друзей? Бессмысленные войны и кровавые деньги? Аномалии и артефакты, которые нарушают все законы физики? Стоило оно того?
Знаешь, может, раньше, лет двадцать назад, я бы задался таким вопросом. Стоило ли? Готов ли я идти до конца? Пожертвовал бы жизнью? Но не сейчас. С тех пор как я взял свою дочку на руки в роддоме, все изменилось. Собственное благополучие. Собственное здоровье. Блин, даже собственная жизнь. Все это значит для меня не так много, как благополучие, здоровье и жизнь моей дочери. Понимаешь? Вряд ли. Только родитель поймет это. Поймет ту связь. Я удивлен твоему вопросу. На самом деле. Неужели ты не видела? Если бы я волновался о себе, я был бы в другом месте. Совершенно в другом. И да, я бы безрезультатно обивал пороги клиник, пытаясь добиться дорогостоящего лечения за гроши или что-то в этом духе. Но я здесь. Я не захотел зависеть от других. Ты ошиблась. Я здесь не для того, чтобы сдохнуть и забыть о ребенке. Отмазаться так. Сдох и черт с тобой. С мертвого не спросишь. Я здесь потому что я взял инициативу в свои руки.
Я могу ошибаться, согласилась незнакомка.
Но кое-что меня гложет. То, что ты отметила. Моя жизнь за эти полгода превратилась в абсурд. В театр абсурда, мать его. В том плане, что Гриня рассказывает мне о Зоне, о некой тайной комнате, где есть некая штука, что исполнит самые сокровенные желания, а буквально через неделю Юля попадает под машину. Это вынуждает меня лезть сюда. Потом я без проблем прохожу блокпост. Несмотря на то что военные, судя по рассказам сталкеров, всегда стреляют наверняка и гасят новичков сотнями. Я и сам видел кости неудачников на границе. Здесь же я прошел почти без шума и пыли. Я выживал там, где не выживали другие. Сталкеры, у которых уровень подготовки на порядок выше моего. Лис, Скай, Валерьевич, Егор. Они мертвы, а я нет. Но ведь у меня было меньше шансов. Как я дошел до Припяти? Бывшие спецназовцы лежат штабелями на подходах к городу, а я здесь. В чем шутка?
В том, что город сам выбирает, кого впустить. Как и Зона.
Забавно.
Но ты молодец. Поперся туда, не зная куда. Положил целую хренову гору народу. А что ты будешь делать, если комната окажется вымыслом? Старой байкой у костра?
Так это правда? Комнаты не существует?
Я задала вопрос. Не ты.
Не знаю. Придумаю что-нибудь. Буду собирать артефакты, продавать их. Накоплю денег. Буду делать что-нибудь. Выход есть всегда. Должен быть.
Не знаю. Придумаю что-нибудь. Буду собирать артефакты, продавать их. Накоплю денег. Буду делать что-нибудь. Выход есть всегда. Должен быть.
Я тебя услышала. Черноволосая девушка поднялась со скамейки и откинула с лица вуаль. Поразмышляй над тем, что тебе сказал Могильщик. Михаил не мог налюбоваться ее необычайно красивым лицом. Подумай. Когда окажешься там, куда держишь путь. Вероятно, правильный выбор не так прост. Впрочем, это тебе решать, Миш. И она, поднявшись с лавочки, пошла по двору мимо распустившихся алых, бесконечно красивых роз.
Постой! окликнул ее парень. Кто ты?
Девушка медленно повернулась.
Ее губы тронула едва заметная улыбка.
Ты знаешь ответ. Время пришло, сталкер.
Михаил проводил незнакомку взглядом.
Незнакомку ли?
Да да я кажется, да, знаю. Разгадка была так очевидна, что Мельников стал ругать себя за то, что не отыскал правильный ответ гораздо раньше. Ты права. Пора
Рохля корчился на холодном полу в холле.
Да что творится?! выкрикнул он.
«Это все на самом деле? Или происходит в моей голове?»
Помассировав виски, Михаил, держась за стену, поплелся в глубь больницы. Звуи его шагов гулко разносились по безлюдным коридорам. В холле сталкер обнаружил палку с промасленной тряпкой. И спичечный коробок. Кто-то заходил сюда до него. Догадку подтвердил мертвый искатель, что встретился через сотню метров. В его руках остался пистолет. В магазине не было одного патрона. «Пригодится», решил Рохля.
Свет факела придавал длинным коридорам какую-то невероятную атмосферу. Жуткую, но и одновременно притягивающую. За очередным поворотом горы трупов. Сотни искателей. Новички, одиночки, воины «Анархистов» и «Удара». Все те, чьи жизни унесла бессмысленная кровавая бойня кланов. Все те, чьи жизни унес Михаил. Плата за благополучие дочери. Но не слишком ли огромная? Мельников не чувствовал смрада разлагающихся тел. Привык уже. Над погибшими вились мухи. У многих покойников, в чьих остекленевших глазах играли язычки пламени факела, не было конечностей. Оторвало? Или отрубили? Черт, да какая, на хрен, разница? В коридорах также все было залито кровью. Она была повсюду: на серых, с облупившейся краской стенах, гнилых скамьях, упавших досках объявлений, на полу, в конце концов. Пришлось идти осторожно, чтобы не вляпаться.