Цилиндрик взорвался в полете. Из пустых глазниц бродячих мертвецов полилась темная кровь.
Отпихнув очередного зомбака и метко вонзив ему в глаз лезвие боевого ножа, Михаил рванул к больнице. Дальше отстреливался на бегу. Всюду летели ошметки плоти. Раздавались хрипы.
Парень забежал прямиком в туман. И как отрезало. Порождения ночных кошмаров остались там, по ту сторону. Михаил оперся на автомат, словно на костыль, и громко выругался.
Сразу полегчало.
У главного входа в больницу слонялись те же подонки без шевронов на форме.
«Но как так? размышлял Михаил. Почему они не всполошились? Не слышали звуки стрельбы? Не видели восставших из могил мертвецов? Они же не могли просто не придать этому значения».
Сталкер прильнул к дереву. Поднял свою навороченную автоматическую винтовку и задержал дыхание. Оружие выпустило весь рожок за несколько секунд. Михаил убрал палец со спускового крючка. Выдохнул и выщелкнул пустой магазин. Вставил полный. Последний. На дрожащих ногах приблизился к расстрелянным наемникам. Добил всех, кроме одного.
Сколько ваших в здании? спросил парень у последнего выжившего.
Д да-а-а пошел ты
Зачем все усложнять? Он надавил носком берца на рану. Если ответишь, то я подарю тебе легкую смерть.
Очеред очередн очередно-о-ой сука Раненый сплюнул кровью. Придурок что кгхе-кгхе поверил в сраную сказку
Что ты несешь?
Ком дебил ее нет.
Я спрашивал про другое. Сколько ваших в больнице?
Допрашиваемый показал Михаилу средний палец.
Паскуда. Какая же ты паскуда, разозлился Мельников и полоснул лежащего бойца ножом по животу.
А-а-а-а!!! Никого! Ни-и-и-ко-о-о-го-о-о! А-а-а-а! Бо-о-ольно-о-о!
Рохля прервал этот вопль добил бойца выстрелом в шлем. Разворотил бедолаге все лицо.
Михаил поднял взгляд и обомлел. За расправой пристально наблюдала маленькая девочка, которая стояла на крыльце больницы. Отец не мог не узнать свою дочь: те же косички, те же алые бантики в золотистых волосах, та же одежда, что была на ней в тот проклятый день.
Почему ты сделал это, пап? Юля испуганно попятилась.
Я я я Отец все никак не находил нужных слов. Я
Ты не папа?
Юль, я
«Этого не может быть. Просто не может быть, заключил Мельников. Финиш».
Мы ждали тебя. Все это время. Ты ушел, но так и не вернулся. Ты же обещал. Помнишь? Почему ты бросил нас, папа?
Ты не поймешь. Не сейчас. Тебе надо подрасти, чтобы осознать. Осознать, что задача родителя защищать своего ребенка. Ты поймешь, что я поступил правильно. Что я был прав. Поймешь.
Защищать? Но разве задача родителя не любить? Просто любить, пап. Ведь большего и не нужно.
Прости меня.
Михаил отвернулся и, сдерживая слезы, зашагал к дверям.
Ударом ноги снес их с петель
и его ослепило нестерпимо ярким светом
Вместо ожидаемого холла больницы, Михаил увидел двор многоквартирного дома. Он без труда опознал это место. Как можно забыть двор дома, в котором прожил последние десять лет?
Но как Припять могла превратиться в Минск?
Еще и так реально: солнечный свет, заливающий улицу, дуновение ветра, шелест листвы, запах свежескошенной травы, все это было до жути правдоподобно. «Но так не бывает. Не бывает же. Что это? Я умер? Предсмертные галлюцинации?»
Раздалось тарахтение дизельного двигателя
Во двор влетел легковой автомобиль. Красный «Хендай», номерной знак которого запомнился Мельникову на всю оставшуюся жизнь. Одновременно с тем, как машина неслась по узкой дороге, эту самую дорогу перебегала маленькая девочка. Михаил порывался помочь. Но его ноги как будто приросли к тротуару.
И машина сбила девочку. Покалечила. Приковала к инвалидной коляске.
Второй дубль. Авария происходит вновь.
И вновь.
И вновь.
Снова.
Опять.
Одна и та же картинка.
Словно изощренный садист приковал Михаила к креслу и заставил неотрывно смотреть запись на видеопроигрывателе. А глаза не давал закрыть.
Осатанев от бессилия, Мельников со злобой ударил кулаком по стене. И заплакал. От того же бессилия.
Успокойся. Садись. На лавочке у подъезда сидела девушка в черном.
Ты?
Ее лицо по-прежнему скрывала непроницаемая вуаль.
Садись, повторила девушка.
Хорошо.
Ты безрассуден. Она кивнула в сторону детей, что резвились на игровой площадке. Их жизнь так беззаботна. Они не ведают страха. Горечи потери. Утрат. Лишь ковыряются в песочнице и гоняют мяч. А ты, Миша
Успокойся. Садись. На лавочке у подъезда сидела девушка в черном.
Ты?
Ее лицо по-прежнему скрывала непроницаемая вуаль.
Садись, повторила девушка.
Хорошо.
Ты безрассуден. Она кивнула в сторону детей, что резвились на игровой площадке. Их жизнь так беззаботна. Они не ведают страха. Горечи потери. Утрат. Лишь ковыряются в песочнице и гоняют мяч. А ты, Миша
Откуда тебе?..
Откуда мне известно твое имя? Брось. Не смеши. И не перебивай. Это невежливо. Через столько пройти. Столько пережить. Стоило оно того? Стоил ли этот путь того, чтобы ты вернулся домой?
Дело не в возвращении домой.
Но ведь и оно было не на последнем месте?
Можно и так сказать. Дело в том, что что это все моя вина. Я должен был быть с ней в этот день. Я должен был, но меня не было рядом.
Так вот оно что. Ты винишь себя. Потому и полетел сюда, очертя голову. Ты ведь даже не пытался найти денег на Большой Земле? Не пытался обратиться к кому-либо за помощью. Продать ненужное барахло. Сделать хоть что-нибудь. Не пытался найти альтернативу. Ибо винил себя. Черт, ты, наверное, хотел умереть. Ты искал смерти? Думая, что так искупишь грех. Но ты не виноват. Тебе просто нравится заниматься самобичеванием, Миша. Ты знаешь, что ты не виноват. Что это несчастный случай, от которого никто не застрахован. И ты все равно винишь себя. И вот ты здесь. А что дальше? Ты готов пожертвовать самым дорогим, что у тебя есть, лишь бы осуществить задуманное?