Так и сделаем! Святослав чуть не подскочил, но поморщился от боли в плече и снова сел.
Возвращаться домой через чужие, враждебные земли, где всего полгода назад шла война это подвиг, а не бегство! Он даже на миг испытал некое теплое чувство к Люту, вопреки обычной своей глухой неприязни к обоим братьям Свенельдичам.
Замысел хорош, одобрительно кивнул Хрольв.
Потому что, перебил его Ивор, тоже просияв, коли будем таким кружным путем возвращаться, то и выйдет, что мы наступали всю дорогу!
Кияне засмеялись. Позора, во всяком случае, такое возвращение не сулило. А славы как знать?
Дверь отворилась, под низкой притолокой в избу просунулся один из гридей сотского Буряты.
Стегрим здесь? Бурята сказал, наша стража вышла, идите меняйте нас.
А прочие спать! распорядился Асмунд. Коли ждать нечего, то на рассвете и в путь.
Не белы лебеди прилетели из-за синя моря да опустились на зеленый луг внуки рода Хотомирова собрались на совет. Мужи со всех волостей, до которых успели дойти тревожные вести, сидели за поминальной стравой в обчине городца. Все были в горевой сряде, в белых, как снег, сорочках, и речи вели горестные, будто крик лебедя над погибшей лебедушкой.
Миновало девять дней со смерти Будимира, княжеского сына настал второй срок поминания. Горе родичей нисколько еще не утихло, и сильнее всех скорбел отец. При виде него у любого сердце кровью обливалось: больно отцу потерять юного сына, первенца, а князю того, в ком он столько лет видел своего наследника.
Совета прошу у вас, мужи лучшие, заговорил Благожит, поднявшись на ноги во главе стола и не отрывая глаз от миски перед незанятым местом.
Миска назначалась для Будимовой пташки-душеньки, и лежало в ней то же, что перед гостями за столом блины, кисель, поминальная каша. Прежде чем прийти сюда и сесть, родичи ходили на жальник пригласить с собой дух покойного. Карислава причитала возле свежей могильной насыпи, возле бдына:
Ой, ты родное чадо милое,
Обернись ты сизой пташечкой,
Распусти сизы свои крылышки,
Прилети на свою сторонушку,
На отцово белое окошечко.
Как увижу, летит над морем сиза пташечка,
Приготовлю я столы белодубовые,
Расстелю скатерки самобраные,
Да поставлю чаши я медовые,
Для родного сына, сиза сокола
Это входило в умения мудрой жены пригласить покойного на угощение в тот срок, пока он сорок дней идет до Нави. Карислава владела этим искусством превосходно, и теперь старейшины с благоговением поглядывали на место по правую руку от князя, где сидел тот, кого им не дано увидеть.
Сын мой из отроков не выйдя, в деды перешел[16] продолжал Благожит. Братья мои все уже в Ирии Думать приходится, кто после меня примет посох Хотимиров
Сын мой из отроков не выйдя, в деды перешел[16] продолжал Благожит. Братья мои все уже в Ирии Думать приходится, кто после меня примет посох Хотимиров
Дубовый посох с бородатой головой в навершии служил знаком княжеской власти. Сейчас он стоял у очага, прислоненный к идолу-«деду» будто два носителя старинной мудрости тайком советуются между собой.
Есть у меня другой сын, Благожит взглянул на Кариславу, в белой «печали» сидевшую слева от него, да он мал, семи годов еще нет. А пора настала тревожная. Пришла на нас туча черная, туча грозная На первый случай сын мой собой, жизнью своей, богами взятой, беду от нас отвел. Ну а как нагрянут те змеи сызнова? И в другой раз боги меня самого потребуют. Уйду я к ним, не промедлю, не дрогну. Но землю нашу, род Хотимиров на кого покину? Кто опорой мне будет, мужам главой, женам и детям обороной?
Старейшины молча вздыхали, с надеждой поглядывали на деревянных «дедов».
Нет времени нам ждать, пока меньшой мой сын в возраст войдет. Нынче надо решать, кто станет князем хотимиричей, коли мне судьба велит голову сложить. Без преемника не хочу за Сварожичем уходить[17]. Не знать мне тогда покоя в могиле, все будет назад тянуть, как мать, малых сирот покинувшую. Без князя земля, как стадо без пастуха, волкам в добычу легкую достанется. Жду от вас слова мудрого. Кого хотите после меня?
Да, может, больше русы-то не придут? понадеялся Собивой, старейшина Богушина гнезда. Уж мы их так проводили не захотят ворочаться.
Не льститесь надежой пустой, качнул головой дед Лукома. Седой, но крепкий, как матерый дуб, старец был одет, как все, в белую свиту, но людям мерещилась на его плечах волчья шкура знак близости к лесу. Уж коли повадился зверь лютый, то и будет ходить, пока все стадо не вынесет. Дерева с князьями своими самого Ингоря киевского убили да и то им не помогло. Истребили всех, жен и детей в полон побрали.
Повисло гнетущее молчание. Каждый в мыслях продолжал: а коли русы к нам дорогу проложили, то и нас то же ждет
Так нового сына, чтобы уже был молодец, из печи не вынешь, вздохнул Путислав. Или можно? А, Лукома? Ты мудрее всех у нас. Что деды на такой случай советуют?
В былые времена и не сын князю наследовал. А либо сестрич, либо тот, кого боги изберут в мужья или вдове его, или сестре, или дочери.
Когда жена моя овдовеет, Благожит покосился на Кариславу, поздно будет ей другого мужа искать. А вот дочери Подскажи, жена, на каком возрасте дочь наша старшая?