Взгляд Мистины изменился: он всегда так чутко улавливал перемены в ее душе. Взор будто раскрылся ей навстречу, убрав стальные заслонки с окон души. Вложив скрам в ножны, Мистина подался к Эльге; она еще попятилась было, но замерла. Мистина обнял ее и потянул к себе, словно пытаясь закрыть пропасть между ними. Обессиленная, Эльга прикрыла глаза и подняла лицо навстречу его поцелую. Угасшие глаза Етона выпивали из нее жизнь, а близость Мистины возвращала их, как тепло огня. Ее руки ласкающе скользнули по его плечам и обвили шею: покоряясь его порыву, она забыла, из-за чего возмущалась. Поцелуи ее были полны любви, и в жару их сгорали все те мелочи, что порой заставляли их сердиться друг на друга. Только Мистине Эльга хотела принадлежать, и пусть бы к ней сватался хоть цесарь греческий. Только с ним она переставала чувствовать себя и княгиней, и даже человеком, а весь окружающий мир начинала воспринимать как находящийся далеко внизу под ее небесной высотой.
Голос рода из Закрадья наказал ей быть безупречной, как Утренняя звезда но в дороге человек и сам находится как бы на том свете.
В этот день Етон больше не пожелал видеть своих гостей: стыдно было в его годы так опозориться, проболтаться, когда поклялся хранить тайну на мече. «Возможно, это был последний раз, когда он брался за свой меч, сказал потом Эльге Мистина. У него такое весло тяжеленное, даже у меня бы скоро рука с таким отсохла. И так обделаться перед своей же дружиной Не хочу дожить до таких лет».
На другое утро Етон даже не вышел из спального чулана отроки сказали, нездоров. Эльга попросилась зайти к нему, и тот принял ее, лежа на своей широкой постели, под одеялом из черных соболей. Заслонка с оконца была отодвинута; войдя, Эльга невольно бросила взгляд на развешанное по стене оружие, отыскивая тот старый меч, «тяжелый, как весло», с которым Етон управлялся, будучи молодым и сильным. А сейчас усохший старик смотрелся посреди своей роскошной постели, с резьбой и драгоценными мехами, будто мешок с ненужным хламом. Даже утреннее солнце на макушке лета не могло его оживить.
Скоро ты оправишься, мягко произнесла Эльга, расспросив Етона о здоровье. Она сидела на ларе напротив лежанки, и кричать не приходилось спальный чулан был тесным. Я хотела сказать тебе, что мой брак с Отто пока не решен окончательно. Здесь есть одно препятствие, ты, возможно, о нем догадываешься.
Это какое же? Отто, я слышал, еще нет сорока, он молодец всем на зависть. Только и жениться
Саксы христиане. Их король не может взять в жены женщину, которая не принадлежит к его вере. А я пока не думаю, будто ради Отто, как ни будь он хорош, мне стоит предать наших богов и восстановить против себя весь свой народ, и русь, и славян. К тому же если я приму крещение от саксонских священников, этим будет весьма недоволен Константин цесарь.
Уж не присватывается ли и этот? хмыкнул Етон.
Об этом пока ничего не слышно, улыбнулась Эльга. Но у этих двоих столько поводов для раздора между собой, что я не хотела бы стать еще одним, от этого может пострадать наша торговля. И поэтому, чтобы не разжигать страсти, мы пока молчим о том, что такой брак может состояться. И уж само собой, Людомиру волынскому не нужно даже подозревать об этом. Ему достаточно знать, что наша с тобой дружба крепка, и этого ему будет довольно, чтобы сидеть смирно.
Ну а что ты намерена делать с Благожитом? Етон привстал на подушках и подался к ней.
Наедине, без раздражающего присутствия Мистины, плеснецкий князь держался с Эльгой заметно проще и дружелюбнее. У нее даже мелькнуло в мыслях: он не глуп, с ним можно поладить.
Ну а что ты намерена делать с Благожитом? Етон привстал на подушках и подался к ней.
Наедине, без раздражающего присутствия Мистины, плеснецкий князь держался с Эльгой заметно проще и дружелюбнее. У нее даже мелькнуло в мыслях: он не глуп, с ним можно поладить.
Мы не можем просто так оставить это дело. Погибла наша твержа на земле Благожита, были убиты мой боярин и пять десятков его людей. Благожит лишился сына. Я готова принять от Благожита выкуп нашей обиды и заключить мир. Но чтобы дело сладилось, нам твоя помощь нужна. Если мы с тобой снарядим общее посольство и твои люди помогут нам помириться с Благожитом, то на правый берег Днепра вернется покой. Благожит не станет упрямиться, если увидит, что киевская русь и волынская едины, если от твоих людей услышит, что мой сын жив. Да и Людомир будет спокойно сидеть дома, а это ведь нужно нам обоим.
А как же древляне?
Древляне мои данники, и с ними мы управимся без чужой помощи. По-настоящему нам мешает только Людомир. С Благожитом мы совладаем, если он будет знать, что ему не на кого больше опереться.
Я подумаю над этим, Етон медленно откинулся на подушки и закрыл глаза. Ступай. Я от вас устал. Неудивительно, что от вашей породы даже греки предпочитают откупаться.
Улыбнувшись, Эльга встала и шагнула к двери.
Вон тот, сказал слабый голос у нее за спиной.
Что? Она обернулась.
Вон тот, слегка дрожащая старческая рука указывала на меч в ножнах, висящий на стене над лежанкой, и впрямь длиннее, чем все ранее виденные Эльгой «корляги». Вот этим мечом я размахивал, легко, будто прутиком, когда лет сорок назад. И будь я сейчас такой, как тогда, тебе не пришлось бы искать нового мужа ни у саксов, ни у греков!