Послание без даты, рассуждал писатель. Значит, нас ждут в любую ночь. А мы можем притвориться, что до сих пор не нашли послания. Взять отсрочку. Очевидно, рукопись приложена в знак добрых намерений, сказал Розанов. Что ж, давайте почитаем.
Только не вслух! предупредил Боря. Кощунственные строфы не должны оскорблять мировое пространство. Прочтём каждый по очереди.
Я не буду читать, проговорил меньшевик. Неохота.
Пушкина ещё не раз будут дописывать, пророчил Боря. Какой-нибудь кокетничающий толстяк-либерал, этакая жовиальная жируэтка. Наяву вижу: масленые кудри, тройной подбородок с щетинкой, телесатый бездонным чревом, руки и ноги рафаэлевских мадонн. Прямо оторопь берёт! Штемпелёванная культура, резюмировал Боря Бугаев.
А я с ним пропустил бы полуштоф полугара, встрял Тиняков.
Такой в своих писаниях вас антигероем сделает, хмыкнул Боря.
А всё равно! залихватски сказал проклятый поэт.
Розанов перевернул последнюю страницу и отдал рукопись Боре. Устало покачал головой:
Слыхали о замаскированном под словарь иностранных слов трактате Петрашевского или о брошюре «Очистка человечества» Мишеньки Энгельгардта? Это цветочки в сравнении с тем, что Карамышевы везли. Пушкину приписать призывы к свержению монархии, убийству августейшего семейства!.. Непонятно единственно, почему до сих пор фальшивка этих пропагаторов к читателю не попала.
Слушайте, ну видно же: это не Пушкин! скривил губы Боря, отбросив рукопись.
Знаете, Пушкин так велик, что ему простят и плохие стихи, заметил Розанов.
Я поэт! Я вижу, настаивал Бугаев.
Вы, Боринька, единственный видите, сказал Вольский. Вот вы бы не поверили публикации десятой главы, а остальные поверят.
Очевидно же, что подделка!
Я тоже уверен в этом, но нам нужны доказательства, сказал Василий Васильевич.
Бугаев задумался.
Вдруг подала голос Мария Папер:
Обратите внимание на «яти» в этих строфах. Они молчат! В сущности это не «яти», а обычные «е» под их видом. Стряпавший подделку человек не знает, как произносятся «яти». Для него они условность, печатный знак. Если читать, проговаривая «яти», как и читал бы Александр Сергеевич, стихи не звучат. Гармония разлезается по швам! То есть написаны они без учёта звучания «ятей».
В самом деле! оживился Боря. Я-то гадаю: что не так с текстом?!.. Чисто слепондас какой-то!
Тут встрял Вольский:
О чём вы говорите? Как могут «яти» звучать?
Розанов и Боря уставились на него:
Как, вы не знаете, что «ять» звучит иначе, чем «е»?
Меньшевик только руки развёл.
Видите, Боря, народ не приемлет доказательств от фонетики, сказал Василий Васильевич. Нам всё ещё нужно что-то более весомое.
А давайте спросим совета у Александра Сергеевича, предложил Бугаев.
Не собираетесь ли вы, Боря, спиритический сеанс устроить? нахмурился Розанов.
Что вы! Я только помедитирую.
Боря скрестил ноги по-турецки, обратил внутренний взор на мерно пульсирующий в сознании светящийся шарик и спустя несколько секунд перенёсся в тёмную комнату. Посреди находился стол, над которым склонялся человек с узнаваемой кудрявой шевелюрой. Тихонько приблизившись, Боря заглянул через плечо. Перед Александром Сергеевичем лежали веером страницы рукописи Карамышевых, поэт механически вымарывал слово на одном из листков. Чернильная штриховка легла густо и уже было не разобрать, что скрывала. Впившись взглядом в страницу, Боря поместил в память её «кодак».
Протяните рукопись! Четвёртую страницу! сбивчиво заговорил Боря, очнувшись. Мой внутренний Пушкин указал на слово «окоём». В нём ключ.
Склоняли слово на разные лады, буквально: Вольский по падежам.
Ничего не понять. Слово как слово! раздосадовано бросил Розанов. Надо спросить Павлушу, решил писатель. Если кто и способен найти ответ, так только он. Отправим телеграмму. Боря, сбегайте на телеграф!
Медитация отнимает уйму сил, пожаловался поэт.
Другими просьбами я вас не отягощу, настоял Василий Васильевич.
Бугаев засуетился, метнулся в переднюю, но тотчас возвратился и застыл перед хозяином кабинета.
Василий Васильевич!.. поэт многозначительно откашлялся.
Что? Ах да, писатель извлёк бумажник. Заплатите только за это самое слово. К чему лишние траты?
Поймёт ли? с сомнением в голосе спросил меньшевик.
Павлуша? Поймё-ёт, беззаботно промолвил Розанов.
Предвижу, что столетие со смерти Пушкина будет праздноваться как огромное событие, вещал Боря.
Какую чепуху вы опять твердите! рассердился Розанов. Возможно ли праздновать годовщину смерти? Что за некрофилия? Это какой год будет, 1937-й?
Спустя несколько часов рассыльный принёс ответную телеграмму. Она тоже отличалась предельной лаконичностью.
Какая ирония! Здесь одно слово: «Волошин». Что бы это могло означать?
Павел Александрович не уразумел вашего запроса, язвительно произнёс Бугаев.
Чтоб Павлуша чего-то не понял?!.. усмехнулся Василий Васильевич. Давайте вместе штурмовать его шараду.
Розанов шаркал по кабинету, повторяя и повторяя фамилию. Вольский постарался изобразить участие в штурме.
Это, кажется, поэт такой? наморщил лоб Вольский.
Тинякова озарило:
Волошин придумал это слово!