Вполне закономерным было отрицательное, скептическое отношение Маклакова к революциям и февральской, и октябрьской.
Он считал революцию такой же национальной бедой, какой являются войны. Он нетерпимо относился к тем, кем «овладевает радость власти и безнаказанности», ненавидел «самомнение, упоение властью и силой», «когда к власти «лезут» адвокаты, журналисты, мужики и рабочие только потому, что на их стороне сила, когда их власть наносит вред народу, а они за нее цепляются, и когда все это прикрывается фразами, в которые они не верят, в которых заключается моральная и политическая ложь»[154].
Во время февральской революции Маклаков был одно время членом Комиссии по выработке положения о выборах в Учредительное Собрание, в жизнеспособность которого он, вполне обоснованно, не верил.
Маклаков с одобрением принял свое назначение послом в Париж. Он прекрасно знал Францию, в совершенстве владел французским языком, его чтили и глубоко уважали французские политики и общественные деятели. 14 октября 1917 г. он покинул Россию. В Париже Маклаков возглавил антибольшевистское движение. Он призывал российских послов в Лондоне К. Д. Набокова, в Риме М. Н. Гирса и в Вашингтоне Б. А. Бахметева занять единую позицию и не признавать большевистскую власть. Требование наркома иностранных дел советского правительства Л. Д. Троцкого подчиниться советской власти либо уйти в отставку, иначе это будет государственным преступлением, было оставлено Маклаковым без ответа. Более того, в конце ноября он возглавил Совещание послов, целью которого являлось предотвращение признания союзниками советской власти, обеспечение моральной и материальной поддержки белых войск, защита территориальной целостности России и признание западными державами антибольшевистских правительств легитимными представителями России[155].
Однако, надежды на быстрое падение советской власти оказались тщетными. Этому способствовали многие факторы: укреплялось советское государство, сложной была международная обстановка, разнонаправленными были интересы европейских государств и США, эмиграция отличалась разномыслием и оказалась неспособной к объединению.
После признания Францией СССР в 1924 г. Маклаков сосредоточился на деятельности в качестве председателя Эмигрантского комитета и главы Центрального офиса по делам русских беженцев во Франции. В годы Второй мировой войны Маклаков занял патриотическую позицию и верил, впрочем, как и многие эмигранты, в победу СССР. Единомышленники Маклакова занимались антинацистской пропагандой, оказывали помощь пострадавшим от немецких захватчиков и были связаны с Сопротивлением. Во время оккупации Франции в 1942 г. нацисты арестовали Маклакова и освободили через 3 месяца с предписанием не руководить Эмигрантским комитетом, не заниматься политической деятельностью и уехать из Парижа. Маклаков поселился в деревне в доме Б. Э. Нольде, где писал воспоминания о II Думе.
12 февраля 1945 г. Маклаков возглавил делегацию в советское посольство, чтобы поздравить СССР с победой в войне. Это вызвало разные толки современников. Многие обвиняли его в пособничестве коммунистам. Представляется, что побудительным мотивом этого визита было благодарное признание роли Советской России в уничтожении нацизма и желание понять перспективы будущих отношений со своей Родиной. В это время Маклаков был уже стар, болен, но сохранял трезвость ума и высокий ораторский талант. Он умер 15 июля 1957 г. в Швейцарии, где лечился.
Важно заметить, что, размышляя о России и составляя свой прогноз ее возрождения, Маклаков трезво оценивал в этом процессе роль эмиграции. Претензия управлять событиями в России из-за границы ему представлялась ложной. Миссию эмиграции он видел в растолковании того, что происходит в России, использовании опыта эмигрантов, в удержании иностранных держав от ошибочных шагов. При этом Маклаков осознавал, что эмиграция может быть не властвующим, а только подчиненным элементом в строительстве новой России[156].
Важно заметить, что, размышляя о России и составляя свой прогноз ее возрождения, Маклаков трезво оценивал в этом процессе роль эмиграции. Претензия управлять событиями в России из-за границы ему представлялась ложной. Миссию эмиграции он видел в растолковании того, что происходит в России, использовании опыта эмигрантов, в удержании иностранных держав от ошибочных шагов. При этом Маклаков осознавал, что эмиграция может быть не властвующим, а только подчиненным элементом в строительстве новой России[156].
Мысль о том, что коммунизм есть этап в превращении России в демократию, была общей для Маклакова и Бахметева. Оба они верили в будущее России и считали, что она неминуемо возвратится на путь своего эволюционного развития. Объективное представление о происходящем в России, по мнению Маклакова, должно основываться на реальных фактах, т. е. на включении свершившейся революции, изменившей ход российского исторического развития, в орбиту изучения. И, хотя Маклаков был противником революционных методов борьбы, но как социолог и мыслитель он признавал, что большевистская революция «болезненный, но необходимый» отрезок истории, связанный как с прошлым, так и с будущим.