Либерализм Струве рассматривал как государственную доктрину, политическую программу, устанавливающую начала господства гражданских свобод и правового устройства, идеи национальной солидарности и неприятие классовых принципов проведения политики.
Российский либерализм в его кадетской форме Струве, как и другие его единомышленники, в частности, Маклаков, признавали несостоятельным, а политическое поведение лидера кадетов Милюкова «порочным» и ошибочным. В то время как монарх выполнял общественную миссию постепенного введения в ХХ в. конституции, либералы-кадеты считали самодержавие неспособным к конституционной деятельности и искали опору в революционных силах. Струве осуждал «порочную установку» кадетов на разрушение монархии и их убеждение в неспособности самодержавия, при всех его несовершенствах и ошибках, к эволюции. «Русскую общественность, писал Струве, нужно приучить к мысли, что либерализм, чтобы быть почвенным, должен быть консервативен, а консерватизм, чтобы быть жизненным, должен быть либерален»[134]. И только консервативный либерализм может обеспечить проведение социальных реформ.
В раздумьях о разрушенном прошлом и будущем России Струве обращался и к различным формам государственного устройства европейской истории. Опыт западноевропейского либерализма являлся питательной средой для мыслей и построений будущего. В эмиграции Струве имел возможность ближе познакомиться с западноевропейской демократией, парламентаризмом, практикой взаимодействия власти и оппозиции. Он признавал, что на Западе сочетание идей свободы и охранения традиций являлось обычным. Демократию Струве рассматривал как форму государственного устройства, основанную на признании народовластия, т. е. власти большинства народа, существующего в строго правовых рамках. Правовая обеспеченность законодательством и в то же время ограниченность им составляет одно из условий существования демократии.
Одним из ключевых признаков демократии Струве считал ее способность быть консервативной, что означает умение узаконить сохранение частной собственности, без которой не может быть свободного развития. Социальное значение демократического устройства Струве видел в завоеваниях в области права, либерализации страны, формировании предпосылок гражданского общества и его политической культуры.
Вместе с тем, Струве, как, впрочем, и многие эмигрантские мыслители, не идеализировал западное демократическое устройство. Обращение к демократии и демократическим формам государственного управления, естественно, ставило проблему парламентаризма. Струве считал, что парламентская демократия «может гладко действовать лишь в странах старой политической культуры и непрерывной конституционной традиции, в странах, имеющих в народных массах и в зажиточных слоях огромный запас консерватизма», подразумевая под ним сильное государственно-охранительное основание.
Главным условием парламентаризма Струве считал не наличие властного народного представительства и зависимость правительства от парламента, а принцип государственного равновесия. Но он полагал, что даже в Англии, стране традиционной парламентской культуры, не всегда действует гражданское равновесие. Этот принцип реализуется лишь при сильной власти главы государства. Народное представительство Струве призывал не смешивать с парламентом; участие народных представителей в управлении страной он считал не парламентаризмом, а лишь отрицанием абсолютизма. При этом правительственная власть должна быть равноправным и даже преобладающим фактором в сравнении с народным представительством. Значение I Государственной думы Струве считал важным «не в ее радикально-революционном или полуреволюционном лике», а в ее «консервативном существе умеренного и умеряющего народного представительства».
Республиканская форма правления представлялась Струве порождением интеллигентского мировоззрения, непонятого народными массами. Республика представлялась ему более приемлемой для стран Запада, но, будучи непредрешенцем в прогнозах построения постбольшевистской России, он допускал возможность ее осуществления и в России.
Для мыслящей эмиграции, русских, выдворенных из России и любящих свою Родину, гибель старой России была трагедией. Желание понять, что произошло с Россией, было вполне естественным. Темы революции, советского политического устройства, государственной власти, возможностей ее эволюции, экономического положения и состояния культуры были злободневны и приобретали большую популярность. Струве отдал им дань и талант мудрого мыслителя, политика и прорицателя[135].
Революцию 1917 г. (в которую включалась и февральская революция, называемая им «историческим выкидышем») Струве воспринимал как государственную и социальную катастрофу, борьбу с конституционными преобразованиями, отрицание собственности и правопорядка. По его мысли, революция покончила с падением феодально-крепостного строя, она была «последней судорогой» общинно-крепостной России, которая ударила не по феодализму (в существовании которого в России Струве сомневался), а по элементам и росткам общей собственности, создаваемой всем предшествующим развитием. По своему экономическому содержанию большевистская революция в значительной мере представляет собой «глупейшую народническую реакцию» против творческих процессов всего хозяйственного развития России последних десятилетий. Струве приходил к выводу, что в формах максималистской социалистической советской революции большевики осуществили подлинную и всестороннюю реакцию. Большевистская революция реакционная революция, отбрасывающая жизнь назад; максимализм антиисторичен и антикультурен.