Что теперь, Фрэнк?
Трудный путь, Кора. Тебе придется постараться уже сегодня. Уверена, что справишься?
Теперь я все смогу.
Копы возьмутся за тебя как следует. Постараются расколоть. Ты готова?
Кажется, да.
Наверное, тебе что-нибудь предъявят. Хотя вряд ли с таким количеством свидетелей, как у нас. И все равно, думаю, попробуют. Может, пришьют непредумышленное и посадят на год. Надеюсь, этим все и кончится. Выдержишь?
Если ты будешь меня ждать.
Буду.
Тогда выдержу.
Обо мне сейчас не думай. Я пьян. Они сделают тесты и убедятся. Я буду нести всякую околесицу нарочно, чтобы они разозлились. Так мне больше поверят, когда я все расскажу на трезвую голову.
Я запомню.
И ты на меня злишься. За то, что напился. И вообще все это из-за меня.
Да, я поняла.
Значит все.
Фрэнк!
Да?
Еще одно. Мы должны любить друг друга. Если мы любим, все остальное неважно.
А мы любим?
Ладно, я скажу первая. Я люблю тебя, Фрэнк.
Я люблю тебя, Кора.
Поцелуй меня.
Я поцеловал ее и прижал к себе, и тут увидал на холме за оврагом свет автомобильных фар.
Давай на дорогу. У тебя все получится.
У меня получится.
Просто зови на помощь. Ты еще не знаешь, что он погиб.
Да.
Ты выбралась из машины, упала, поэтому так испачкалась.
Да. Прощай.
Прощай.
Она побежала на дорогу, а я бросился вниз. И вдруг вспомнил, что на мне нет шляпы. Меня найдут в машине, и шляпа должна быть там же. Я ползал вокруг в ее поисках, а автомобиль на шоссе все приближался. Ему оставалось два или три поворота, а я еще не отыскал шляпы и не наставил себе отметин.
Тогда я плюнул и побежал к машине. И на полдороги споткнулся о шляпу. Схватил ее и прыгнул в салон. Но не успел я залезть полностью, как машина перевернулась прямо на меня, а дальше я ничего не помню.
Потом я лежал на земле, а вокруг бегали и суетились люди. Левую руку пронизывала такая боль, что я то и дело вскрикивал; и спина была не лучше. В голове раздавался какой-то рев, который то нарастал, то пропадал. Земля, казалось, куда-то уходила из-под меня, и меня тошнило. Я был не в себе, и все же мне хватило ума перекатиться по земле. Я помнил, что одежда у меня сильно испачкана, и тому требовалась причина.
Потом я услышал скрежет, потом меня везла «Скорая». Рядом сидел коп; над моей рукой колдовал доктор. Я на время отключился. Из руки текла кровь, а ниже локтя она была согнута, как надломленная ветка. Перелом. Когда я опять пришел в себя, доктор все еще над ней склонился, а я вспомнил про позвоночник и попробовал пошевелить ногой проверить, не парализовало ли меня. Нога двигалась.
Из забытья меня вывел скрип. Я огляделся на соседних носилках лежал грек.
Эй, Ник!
Мне не ответили.
Вскоре машина остановилась, и Ника выгрузили. Я ждал, что вытащат и меня но нет. Значит, он и вправду умер. Теперь уж не придется пудрить ему мозги, как в прошлый раз, сваливать все на кошку. Да, в больнице выгрузили бы нас обоих. А если забрали только его это морг.
Мы поехали дальше, потом остановились, и меня вынесли. Уложили в носилках на каталку и отвезли в комнату с белыми стенами. Там стали готовить к операции. Вкатили аппарат для наркоза, и тут вышла заминка. Появился судебный врач, и здешние доктора стали возмущаться. Я понял, в чем дело. Требовалось взять пробу на алкоголь. После наркоза пробу уже не взяли бы, а это самое важное. Судебный врач дал мне подуть в стеклянную трубку. Внутри было что-то похожее на воду, когда я подул оно пожелтело. Он еще взял кровь в пробирку и другие анализы. И мне дали наркоз.
Я проснулся в постели, уже в палате, с головой, обмотанной бинтами, и рукой, пристегнутой ремнем. Спина была вся заклеена пластырем, и я едва мог шевельнуться. В палате сидел коп, читал газету. У меня адски болела голова, да и спина тоже, руку простреливало. Через некоторое время пришла сестра и дала мне таблетку; я уснул.
Проснулся я около полудня, и мне принесли поесть. Пришли еще два копа, уложили меня на носилки и погрузили в больничный фургон.
Куда мы едем?
На дознание.
Дознание Это ведь бывает, когда кто-то погиб, да?
Именно.
Я так и боялся, что они погибли.
Не оба.
Кто?
Мужчина.
А. А женщина сильно покалечилась?
Не очень.
Плохи мои дела, верно?
Ты бы, приятель, поосторожней. Здесь-то не страшно распускать язык, а вот все, что скажешь в суде, может потом тебе сильно аукнуться.
А. А женщина сильно покалечилась?
Не очень.
Плохи мои дела, верно?
Ты бы, приятель, поосторожней. Здесь-то не страшно распускать язык, а вот все, что скажешь в суде, может потом тебе сильно аукнуться.
Это точно. Спасибо.
Мы остановились перед похоронным бюро, и меня внесли внутрь. Кора, порядком потрепанная, была уже там. Блуза, которую ей, видно, одолжили, топорщилась на ней, словно набитая сеном. Костюм и туфли были в пыли, подбитый глаз заплыл. Кору сопровождала надзирательница. За столом сидел коронер[5], рядом с ним помощник, а может, секретарь.
В сторонке в окружении полицейских стояло с полдесятка парней, чем-то очень недовольных. Это и были присяжные. Толклась тут и целая толпа зевак, которых полиция старалась оттеснить подальше. Хозяин похоронного бюро ходил взад-вперед на цыпочках и предлагал всем стулья. Принес он стулья и Коре с надзирательницей.