Я хочу, чтобы ты остановился, заявила она.
Ты о чем?
Гестапо нас ищет, сам знаешь. Расспрашивают всех в университете. Нас найдут, это лишь вопрос времени. Быть может, нам лучше остановиться, пока мы еще живы. От мертвых пользы не будет никакой.
Ганс взял чашку с кофе; рука у него дрожала.
Останавливаться нельзя, особенно теперь, когда к нам стали прислушиваться. Да, гестапо нас ищет, и значит, ставки возросли. У нас есть программа, и мы должны ей следовать. До нас никто такого не делал, мы первые. Нельзя, чтобы все наши усилия пропали даром. Этого нацисты и добиваются.
Ваш успех и так уже достоин восхищения.
Наш успех, общий. Все внесли вклад, и ты тоже.
Да, спасибо. Я горжусь, что принимала участие, но чего мы добьемся, если умрем или попадем в тюрьму?
Думаешь, я не понимаю степени риска? И ребенку ясно: любой, кто поднял голос против нацистов, погибнет. Но разве это делает наши усилия менее нужными? Разве это не увеличивает важность нашей работы? Мы единственные, кто говорит о свободе в стране, которой свобода нужна, как никакой другой. Мы даем пищу голодающим умам немцев. Бросим все и погибнут мечты о лучшем будущем.
Ты вправду намерен с помощью нескольких листовок победить политический режим один из самых сильных в Европе?
Как по-твоему, наши усилия чего-то стоят?
Конечно, стоят
Я не думаю, что мы одни все изменим. У нас получится, только если за нами пойдут остальные немцы. Вот как обстоит дело. Вот ради чего мы стараемся говорим о свободе, сеем семена истины в людские умы.
Я не хочу, чтобы ты погиб, Ганс. Я тебя люблю.
И я тебя люблю, однако дело гораздо важнее наших судеб. Голос «Белой розы» звучит в диссонансе с общим хором, он бросает вызов величайшему злу, которое обрушилось на нашу страну, на весь мир.
Ну, можно ведь остановиться на время!
Не теперь. Пусть гестапо у нас на хвосте, и пусть нам недолго осталось, потомки мне не простят, если я не воспользуюсь возможностью. И разве я могу дать моей сестре одной этим заниматься? Ты ее знаешь она еще более нетерпима, чем я. У меня только один путь, и у «Белой розы» тоже: вперед.
Похоже, никакие мои слова твоего решения не изменят.
Покрасневшие глаза Ганса смотрели прямо.
Хотя бы пообещай, что будешь осторожней.
Ганс встал, обнял ее. Франка прижалась к нему и поцеловала в последний раз. Ганс вышел ее проводить; все попрощались, и он закрыл за ней дверь.
Ганса и Софи арестовали в Мюнхенском университете восемнадцатого февраля 1943 года. Некий «рабочий», в свободное время маршировавший в строю штурмовиков, увидел, как они разбрасывают с балкона листовки, словно конфетти. Гестапо только что приказало ему повысить бдительность; и вот настал лучший день в его жизни. Он сам их и задержал, вдвойне счастливый: его ждало и повышение, и материальное вознаграждение.
Ганса и Софи забрали в главное управление гестапо, расположенное в бывшей резиденции Виттельсбахов правителей Баварии. Брата и сестру обвинили в государственной измене, попытке свержения правительства, дискредитации национал-социалистической идеологии и подрыве оборонной мощи страны в военное время. Через два часа арестовали Кристофа. Гестапо обнаружило достаточно улик; арестованных ждал показательный процесс.
Новость об аресте Ганса и Софи быстро разнеслась по университету. Франка была в больнице, на дежурстве, и когда Вилли пришел и рассказал об арестах, она всю ночь плакала. Пощады не будет, и скоро гестапо придет за остальными.
На следующий день в газетах сообщалось об аресте студентов-изменников. Авторы передовиц выражали уверенность, что правосудие не заставит себя ждать, и оно не заставило. Из Берлина прибыл председатель народного суда Роланд Фрайслер, который вел процессы по государственным изменам и подрывной деятельности. Суд начался через четыре дня, двадцать второго февраля. Франка и остальные ждали и молились о милосердии. Процесс занял несколько часов. Ганса, Софи и Кристофа признали виновными и приговорили к смертной казни. Прямо из зала суда их увезли на гильотину. Жена Кристофа, лежавшая в то время в больнице, лишь через несколько дней узнала о казни мужа. Родители Ганса и Софи, присутствовавшие на суде, после вынесения приговора уехали домой, в Ульм, собираясь вскоре вернуться и повидаться с детьми. Им не сообщили, что их сына и дочь казнят в тот же день.
Вскоре забрали и Франку. Ей и еще нескольким участникам «Белой розы» суд назначили на апрель: паника, охватившая защитников режима после первых арестов, слегка улеглась. Допрос оказался не таким суровым, как боялась Франка. Ее, видимо, сочли слишком мягкой и слабой для участия в делах столь преступной организации. Следствие, судя по всему, уже составило на ее счет определенное мнение, и Франке оставалось только подыграть. В гестапо знали, что движение возглавляли Ганс и Софи, а после них основными действующими лицами были Кристоф, Вилли и Алекс. От Франки лишь хотели, чтобы она подтвердила отведенную ей роль: ни к чему не причастная подружка главаря, настоящая арийская девушка, которую сбили с истинного пути предатели и диссиденты. Эта роль хорошо вписывалась в историю, преподнесенную национал-социалистами шокированной общественности. Нанятый отцом адвокат с трудом поверил в такую удачу.