Как-то в феврале тридцать шестого Франка и Даниэль возвращались с обеда. Платил за него Даниэль он всегда на этом настаивал, и Франка еще больше чувствовала себя виноватой, готовясь сказать то, что хотела.
Как-то в феврале тридцать шестого Франка и Даниэль возвращались с обеда. Платил за него Даниэль он всегда на этом настаивал, и Франка еще больше чувствовала себя виноватой, готовясь сказать то, что хотела.
Ты какая-то притихшая, заметил Даниэль.
Задумалась.
О чем? О маме? Или опять о своем братце?
О нас, Даниэль.
На его лице появилось непривычное выражение удивления.
Мне кажется, мы с тобой стали очень разными. Наши пути расходятся.
Ты вообще о чем?
Они остановились. Франка ловила на себе взгляды прохожих, однако нужно было продолжать. Она собралась с силами и решилась на следующий шаг: сказать слова, которые зрели в ней уже несколько месяцев.
Думаю, нам лучше какое-то время не встречаться. Я не уверена
Ты меня бросаешь? Как так? Не может быть!
Ты отличный парень, и любая
Да не смеши меня! Мы не расстанемся! Через несколько лет мы поженимся, создадим семью. Мы же вместе это решили.
У меня теперь другие планы.
Хорошо! прорычал Даниэль, Проваливай. И не думай, что я буду сидеть и ждать, пока ты приползешь обратно! Дрянь!
Он устремился прочь.
Несколько недель спустя Даниэлю пришла повестка на исполнение трудовой повинности: ему предстояло полгода бесплатно вкалывать на ферме в Баварии. Вскоре от него начали приходить письма. Отец Франки, старавшийся не слишком выказывать свою радость по поводу ее расставания с Даниэлем, сначала придерживал их у себя, но потом отдал ей. Она ведь уже взрослый человек, рассудил он, и может решать сама. Франка взяла письма и унесла к себе. Вскрыла, бросила на пол конверты и стала читать. Даниэль извинялся, писал, что погорячился. Хотя Франка не отвечала, письма продолжали приходить. Даниэль трудился на большой ферме, жил вместе с другими такими же молодыми людьми. Он писал о том, как прекрасно служить рейху, о чувстве товарищества, связавшего его с другими работниками, всем им было чуть меньше двадцати. Франка поняла: он ее не отпустил.
С зарождением национал-социалистического государства читательские вкусы отца ничуть не изменились. Множество пыльных и зачитанных книг, громоздившихся на полках в его кабинете, были теперь запрещены. Их чтение могло привести к воспитательной беседе в гестапо, а то и тюремному заключению. Франка напоминала отцу о запрете на «подрывную литературу», он пожимал плечами и обещал все спрятать. Шла неделя за неделей, а книги оставались на месте. Франка взялась за дело сама и уже наполовину очистила полки, когда пришел с работы отец.
Что ты делаешь?
То, что ты сам должен был давно сделать. Нельзя же ради каких-то книг рисковать работой или попасть в тюрьму.
Это не «какие-то книги». Отец забрал у нее один том. Видишь? Генрих Гейне.
Я читала Гейне. Любой образованный немец знает Гейне.
А вот наши национал-социалистические повелители его запретили. Несравненные стихи официально объявили запрещенными и несуществующими. Помню, ты, маленькая, сидела у меня на коленях, а я читал тебе «Книгу песен».
Франка кивнула. Она тоже помнила; на странице мерцали загадочные буквы, в уши лились волшебные стихи.
Отец пролистал книгу.
Ты собралась устроить сожжение, как нацисты? Он нашел нужную страницу и, глядя на Франку, провел пальцем по строке.
Да нет, папа, хотела просто под кровать спрятать.
Ну не вздор ли великий поэт вдруг перестает быть великим поэтом, потому что принадлежит не к той расе? Потому что он еврей? Его уже почти восемьдесят лет нет в живых.
Конечно, вздор, папа. Им еще не нравятся политические взгляды Гейне. А я просто хочу тебя обезопасить.
Прочти вот эту строку. Читай.
Франка посмотрела, куда он указывал.
Там, где сжигают книги, будут в конце концов сжигать и людей.
Возможно, они уже начали. Отец протянул книгу Франке и, не говоря больше ни слова, вышел вон.
Позже, когда Фреди уснул, он принес ей остальные книги.
Теперь они бесценны. Многим недоступна роскошь читать эти строки. А почему? Потому что нацисты понимают: их настоящий враг независимо мыслящий патриот Германии, который возражает против их политики и критикует их бесчинства. Я не прошу тебя ходить и цитировать вслух Гейне, но держи в сердце мысли, которые он высказывал, и руководствуйся ими. Разберись в том, что происходит, и помни: Гейне не знал ни про Гитлера, ни про национал-социалистов, он лишь понимал человеческую сущность, сущность немецкого народа, вот почему его сочинения так актуальны и сегодня. Вот чего боятся нацисты.
Две недели спустя Гитлер ввел войска в Рейнскую область территорию Германии у границ с Францией, демилитаризованную, согласно унизительнейшему Версальскому договору. В ту ночь Франка сидела на кровати и читала слова, написанные Гейне почти сто лет назад. Поэт сказал, что если в Германии рухнут законы морали, то возродится свирепость древнескандинавских берсеркеров, воспетая бардами севера. А теперешнее германское неистовство, подумала Франка, разразится такой бурей, какой мир еще не знал.