Он сложил карты, компас, запасную одежду и документы обратно в рюкзак все, как было, и сидел на полу рядом с ним. До передней двери шагов десять, до задней и того меньше. Из-под нее пробивалось белое снежное свечение дня. Одежда на нем никак не для улицы, а на сломанных ногах далеко не уйти. Правда, которую он с таким упрямством не желал признавать, развернулась во всей красе: не имея оружия, он целиком зависит от милости Франки Гербер или кто она там. Наверное, она говорит правду, и они находятся в горах. Или же нет. Переставляя ладони по полу, он кое-как подтащил себя к двери. Просто выглянуть из дверей можно и в пижаме. Опершись на левую ладонь, правой дотянулся до ручки. Рывком открыл дверь. Белое сияние залило глаза. Холод впился в голую грудь, а в ноги словно всадили ножи. Дверь выходила на площадку с дровами. А за ней густо стояли заснеженные деревья. Проклятие! Ничего больше не видно!
Он закрыл дверь. Прежде чем ползти обратно, перевел дыхание. От огня шел жар, и ему захотелось посидеть у камина.
Даже если город недалеко, это ничего не меняет. Как туда дойти на сломанных ногах? И доберись он туда живым, что до смешного неправдоподобно, его сразу же поместят в больницу. Тут и конец и ему, и заданию. Только, скорее всего, он замерзнет еще по дороге что с ним уже и случилось бы, не подбери его эта девица. Возможно, она не лжет, и бояться не нужно. Каковы шансы наткнуться на сочувствующего в стране, полной фанатиков? Доводилось ему смотреть документальные фильмы, где огромные толпы встречали овациями каждое слово Гитлера, махали флагами, били в барабаны. Казалось, всему народу промыли мозги, чтобы он видел в нацизме новую религию. Почему же еще немцы творят на оккупированных землях такие страшные дела? Как иначе смогли бы они создать столь беспощадную организацию, как гестапо? Инструктор в разведшколе говорил: «Не доверяйте никому». Еще говорил, что хороший немец мертвый немец. Курсанты смеялись, но в его словах не усомнились. Все думали так же.
Увиденное за домом ни о чем не говорит. Следует удостовериться. Часы в прихожей пробили десять. Он двинулся вперед, переставляя руки и не обращая внимания на боль в ногах. Добрался до передней двери, повернул ручку, отполз в сторону, давая ей открыться. Его опять ослепило белое сияние. Неподалеку утопала в снегу машина.
Опираясь на пальцы, он приподнялся как можно выше. Насколько хватало глаз, кругом были одни деревья и снег. Никаких дорог. Никаких звуков. Никаких признаков жизни.
Он закрыл дверь и двинулся в обратный путь. Когда вернется хозяйка, нужно быть на месте. Незачем ей знать, что он вставал, болтался по дому. У столика под часами он помедлил. Скорее наугад, чем осмысленно, потянул на себя ящик. Раздался металлический звук, который ни с чем не спутаешь. Рука нащупала пистолет. Теперь порядок. Пусть приходят хоть кого-то из них он прихватит с собой.
Приятно тебя видеть. Стала еще красивей. Сколько лет прошло, Франка?
Она уставилась на череп на его фуражке. Впрочем, Даниэль сразу ее снял и держал под мышкой.
Спасибо. Много лет, герр Беркель. Четыре?
Мы не виделись с самого твоего переезда в Мюнхен. Присяду на минутку, не возражаешь?
Он сел напротив.
Конечно, садись. Как будто у нее был выбор.
И, пожалуйста, называй меня по имени. Не нужно официальности, пусть я и при погонах. Мы же с тобой старые друзья, просто хочу узнать, как у тебя дела. Закурить можно?
Он протянул сигарету и Франке. Она уже несколько лет не курила, но взяла. Беркель сначала поднес зажигалку ей, потом закурил сам. Теперь их разделяло светлое облачко дыма. Франка откинулась назад и попыталась успокоиться.
Что привело тебя во Фрайбург?
Приехала на могилу отца и ознакомиться с завещанием.
Да, точно, я видел его имя в списках погибших после последней бомбардировки. Сочувствую. Эти скоты не думают о том, сколько губят мирных граждан. С нетерпением жду дня, когда мы отомстим за смерть твоего отца и сотен тысяч других немцев, убитых союзниками.
Франка начала тихонько дрожать.
Я тоже, Даниэль.
Беркель, казалось, поверил.
Очень сожалею о том, что с тобой случилось.
Он затянулся. Франка растерянно молчала.
Я слышал о мюнхенских событиях.
Она хотела спросить, откуда, но сообразила: он, видимо, здесь все про всех знает.
Скверно, что ты попала под влияние подлых предателей рейха.
У Франки сжалось сердце. Ганс был настоящий человек, такой, каким Даниэлю и прочим нацистам никогда не стать. Она отчаянно пыталась прогнать страх, казаться спокойной.
Она хотела спросить, откуда, но сообразила: он, видимо, здесь все про всех знает.
Скверно, что ты попала под влияние подлых предателей рейха.
У Франки сжалось сердце. Ганс был настоящий человек, такой, каким Даниэлю и прочим нацистам никогда не стать. Она отчаянно пыталась прогнать страх, казаться спокойной.
Спасибо за сочувствие, Даниэль.
К счастью, судья учел, что ты, как женщина, нуждаешься в снисхождении. Из-за своей доверчивости ты легче поддаешься пропаганде и бессовестной лжи подобных ублюдков. Жалею, что тебе пришлось через такое пройти. Ужасно, наверное, было. Не все понимают, но национал-социалисты хотят немецкому народу самой лучшей участи.