Алеша ничего не ответил, чувствуя, что то женское, неопределенное и, однако, острое, таинственное и все-таки давно знакомое, чего он боялся и к чему непрестанно влекло его, возникло сейчас рядом, как странная власть, как чародейная сила.
"Кто эта женщина? - подумал Алеша, недоумевая. - Мещаночка какая-нибудь. Неужели проститутка?"
И ему стало почему-то страшно и стыдно.
- До Ромодана два часа ехать,- пробормотал Алеша.
Незнакомка встала, уронив шарф, и приотворила дверь.
- Все спят, - сказала она. - Прилечь разве... Если вы спать не будете, разбудите меня в Ромодане. Пожалуйста.
- Хорошо. Мне спать не хочется, - согласился Алеша.
Она сняла пальто и, свернув его, положила под голову. Алеша заметил, что край платья у нее завернулся и почти до колена открылся черный чулок. Она лежала не шевелясь, и молча поблескивала глазами.
Алеша смотрел на свою спутницу как завороженный, и ему казалось, что она чуть-чуть улыбается. И эта неясная улыбка, которую Алеша худо видел, но которую угадывал, однако, волновала его и у него было такое чувство, как будто ему щекотали острием ножа грудь, где сердце.
И вдруг Алеша нахмурился и отвернулся: он вспомнил о брате и ему стало стыдно, что он способен в такую минуту думать совсем об ином и, может быть, нечистом и низком.
Незнакомка недолго так тихо лежала.
- Нет, боюсь заснуть. Вы тоже задремлете. Проспим мы с вами Ромодан, сказала она, усмехаясь, и встала.
- Проводнику можно сказать, чтобы разбудил, если мне не верите, улыбнулся и Алеша.
"Какая она стройная и трепетная", - подумал Алеша, любуясь девушкою, которая достала из сака зеркальце и, подойдя к фонарю, поправляла волосы.
- У вас в Екатеринославе тоже родные? - спросила она, чуть повернув голову и кося глазами на Алешу через плечо.
- Да.
- А я у тети в Киеве гостила. Только как в гостях ни хорошо, а дома все-таки лучше. Поживу дома. А вы, должно быть, удивляетесь, что я одна ночью еду. Вы, может быть, думаете, что я из таких. Говорят, что здесь на железной дороге такие девушки разъезжают.
- Что вы такое говорите! Я вовсе не думал ничего.
- А иные думают. Когда я вон там шла, меня из соседнего купе офицер к себе поманил. Только он ошибается очень. Я не корыстная. Вы мне не верите, молодой человек?
Алеша молчал.
- Можно рядом с вами сесть? - продолжала незнакомка, усаживаясь рядом с Алешей совсем близко.
- Пожалуйста.
- Я, конечно, невинную девочку из себя не строю, но только, извините, пожалуйста: у меня есть отец, ювелирным делом занимается. И мачеха есть. Мамочка моя умерла три года назад, великим постом.
- Я не знаю, зачем вы мне все это рассказываете.
- Затем, что вы на меня подозрительно смотрите, а я не хочу, чтобы вы на меня так смотрели, потому что вы мне нравитесь.
- Какая вы странная.
- Ничего не странная. Самая обыкновенная девушка, - засмеялась незнакомка. - А зовут меня Катюшей.
Она придвинулась к Алеше совсем близко и положила свою маленькую, горячую руку на его руку, большую и сильную, сжатую крепко в кулак.
- Если вы думаете, Катюша, что я интересуюсь женщинами, то вы ошибаетесь, - совсем смутился Алеша.
Но Катюша не слушала его. Она вытянула ноги и подобрала юбку.
- Какие у меня ножки стройные. Правда? Нет, я не корыстная, хотя и люблю...
- Что?
- Целоваться люблю.
Алеша высвободил свою руку из-под руки своей спутницы.
Но она как будто не заметила его жеста и, не смущаясь, спросила:
- А вас как зовут?
- Алексеем Владимировичем.
- А! Алешенька!
Поезд пошел быстрее, торопливо застучали колеса, и стало покачивать.
- От фонаря глазам больно, - сказала Катюша и быстро вскочила на диван, опершись на плечо Алеши. - Я фонарь задерну. Вот так.
От синего полумрака, от мерного покачивания вагона и близости этой нескромной мещаночки у Алеши слегка кружилась голова и приятно замирало сердце.
Катюша забралась с ногами на диван и болтала, как сорока, как будто бы они давно уже знакомы и предстоит им впереди немалый путь.