Понимаю, холодно сказала я. Мне нужно посоветоваться с ним и узнать, желает ли он и дальше оказывать вам свое покровительство.
Лицо мужчины скривилось в подобии улыбки.
Предлагаю сделку. Я только что получил два трупа: иностранцы, без семьи никто не хватится, если они так и не доберутся до кладбища. Но вы заплатите мне сейчас и вернете то, что он мне задолжал.
Я попятилась, не в силах скрыть отвращения. Виктор Как он мог опуститься так низко? Как он мог связаться с таким негодяем и заняться делами, от которых леденеет кровь?
Куда это вы?
Он вдруг подался вперед и схватил меня за запястье своими холодными пальцами. Я вздрогнула, представив, что еще сегодня трогали эти руки.
Я ухожу, сэр. Отпустите меня.
Он дернул меня к себе. Мой плащ распахнулся, и он, заметив мою одежду, рассвирепел.
Не раньше, чем получу то, что мне должен Анри! Считаете меня грязным из-за моего занятия? Думаете, он может остаться в стороне в своем чистеньком щегольском костюме? Он развернулся к открытой двери и потянул меня за собой. Я вам покажу, какую грязь скупает ваш Анри. Я вам покажу, за что он отказывается платить.
Надо было закричать. Я знала, что мне надо закричать. Но я не могла себя заставить. Меня слишком долго приучали к молчанию. Но мне нельзя было заходить внутрь. Сегодня я уже насмотрелась достаточно ужасов. И мне не хотелось знать, что он сделает со мной за закрытыми дверями.
Сердце пыталось вырваться из груди, а язык прилип к небу. Свободной рукой я потянулась к шляпе и вытащила одну из длинных и острых булавок, которые удерживали ее на волосах. А потом изо всех сил вонзила булавку в запястье мужчины, тщательно прицелившись в место между двумя костями, чтобы проткнуть руку насквозь.
Он завопил от боли и неожиданности и выпустил меня. Я развернулась и побежала.
Вслед мне неслись злобные крики, но, к счастью, преследовать меня он не стал. Оказавшись за безопасными городскими стенами, я прислонилась к кирпичному зданию, пытаясь перевести дух. Сердце продолжало колотиться, как будто за мной гнались.
Я бы хотела сказать, что не могу представить Виктора в сговоре с этим человеком, но это была бы неправда. Виктор уехал, одержимый желанием победить смерть; без меня он оказался во власти своего наваждения и опустился в самую преисподнюю.
Я подтолкнула Виктора к этому безумию. Я исправлю свою ошибку любой ценой.
Река отсекала нас от общества других людей за исключением Анри и, временами, его родителей, и большинство болезней, вспыхивавших в Женеве и, подобно плесени, расползавшихся по ней на протяжении долгих зим, обходило нас стороной.
Когда мне было почти пятнадцать, болезнь наконец отыскала меня и обрушилась со всей яростью, чтобы наверстать упущенное. Я провалилась в царство тьмы и боли. Думаю, Франкенштейны вызывали ко мне врачей, но я этого не запомнила: мое тело безжалостно уничтожало само себя. Мой мир пылал. Разрывался от боли.
А потом все чувства словно отрезало.
А потом все чувства словно отрезало.
Грань между жизнью и смертью с ранних лет завораживала Виктора. Я пересекла эту грань, когда пришла в этот мир, поменявшись местами с матерью, умершей в родах. Теперь я знала, что снова оказалась на границе. С одной стороны был Виктор. Жюстина. Анри. Жизнь, которую я выстраивала отчаянно, упорно, не чураясь никаких методов. С другой стороны была неизвестность. Но эта неизвестность манила, обещала унять боль. Унести болезнь. Подарить отдых от бесконечной борьбы, интриг и работы, работы, работы всего, что позволяло мне сохранить свое место в мире.
И вдруг я почувствовала на лбу прохладную руку. Тихая мольба бесконечный поток молитв вывела меня из темных, неизвестных земель, как дорожка из крошек, которые сияют в лунном свете, указывая путь домой. Прошло какое-то время может, несколько дней, а может, недели, и я наконец открыла глаза и увидела, чьи молитвы вернули меня к жизни.
Мадам Франкенштейн.
Я ожидала, что это будет Виктор или Жюстина два существа в этом доме, которые меня любили. Но я не догадывалась, насколько мадам Франкенштейн зависела от меня. Я недооценила ужас, охвативший ее при мысли о том, что случится, если я их покину.
Ее глаза лихорадочно сверкнули, и она прижала мою ладонь к своим сухим горячим губам.
Ты вернулась, Элизабет! Никогда больше нас не бросай. Я же говорила. Ты должна быть здесь, с Виктором.
У меня не было сил, чтобы кивнуть. В пересохшем горле першило, и я не могла выдавить из себя ни слова. Но я встретила ее взгляд, и мы друг друга поняли.
А потом мадам Франкенштейн свернулась на кровати рядом со мной и заснула.
Не прошло и дня, как я окрепла достаточно, чтобы сесть и самостоятельно поесть. Но расплачиваться за мое выздоровление пришлось мадам Франкенштейн. Она выхаживала меня, игнорируя наставления врача, и моя болезнь перекинулась на нее. Горячка оставила меня и выбрала себе другую жертву.
Когда врач пришел, чтобы перенести мадам Франкенштейн в ее комнату из которой она, как уже было ясно, больше не выйдет, ее пальцы стиснули мое запястье.
Это твоя семья, сказала она сипло, как будто проглотила горячий уголь. Такой же уголь горел красным светом в ее напряженном взгляде. Нет, она не признавала меня наконец членом семьи. Она просто перекладывала на мои плечи свою ношу. Виктор Ты за него отвечаешь.