Вскоре олафовские друзья снова принялись ритмично колотить по столу, и дети пошли в столовую убирать со стола, а после подали шоколадный пудинг. Очевидно было, что Граф Олаф с актерами изрядно напились, и теперь они сидели, обмякнув и навалившись на стол, и гораздо меньше болтали. Под конец они с трудом поднялись и всей гурьбой прошествовали через кухню к выходу, даже не обернувшись. Граф Олаф оглядел кухню, уставленную грязной посудой.
Поскольку вы еще не удосужились вымыть посуду, сказал он, сегодня вы освобождаетесь от присутствия на спектакле. Но зато после уборки чтоб сразу по кроватям.
Клаус все это время стоял, опустив глаза, чтобы не выдать своего возбуждения, но тут не сдержался.
Вы хотите сказать сразу в кровать! закричал он. Вы нам дали одну кровать на троих!
Театральные гости при этой вспышке застыли на месте и только переводили взгляд с Клауса на Графа Олафа, выжидая, что за этим последует. Граф Олаф вздернул бровь, в глазах его появился особый блеск, но голос был спокоен.
Хотите еще одну кровать идите завтра в город и купите.
Вы отлично знаете, что у нас нет денег, возразил Клаус.
Нет, есть. Граф Олаф повысил голос. Вы унаследовали огромное состояние.
Клаус вспомнил, что говорил мистер По:
Но этими деньгами нельзя пользоваться, пока Вайолет не достигнет совершеннолетия.
Граф Олаф побагровел. Какую-то секунду он молчал. А затем одним молниеносным движением нагнулся и ударил Клауса по лицу. Клаус упал и увидел прямо перед собой глаз, вытатуированный на щиколотке у Олафа. Очки у Клауса соскочили с носа и отлетели в угол комнаты. Левая щека, по которой ударил Граф Олаф, горела. Актеры захохотали, а некоторые зааплодировали, как будто Граф Олаф совершил невесть какой доблестный, а не достойный презрения поступок.
Пошли, друзья, скомандовал Олаф, а то опоздаем на собственный спектакль.
Насколько я тебя знаю, Олаф, проговорил человек с крюками, уж ты что-нибудь придумаешь, чтоб добраться до бодлеровских денежек.
Поглядим, только и ответил Граф Олаф, но глаза его вновь загорелись таким особым блеском, что стало ясно у него уже родилась какая-то идея.
С грохотом захлопнулась входная дверь за Олафом и его жуткими друзьями, и дети остались на кухне одни. Вайолет опустилась на колени и крепко обняла Клауса, чтобы подбодрить его. Солнышко сползала за очками и подала их ему. Клаус заплакал, правда не столько от боли, сколько от бессильной ярости при мысли об их ужасном положении. Вайолет и Солнышко тоже залились слезами и плакали все то время, что мыли посуду, тушили свечи в столовой, раздевались и укладывались спать Клаус на кровати, Вайолет на полу, а Солнышко на подушке из занавески. Светила луна, и если бы кто-то заглянул снаружи в окно спальни, то увидел бы троих детей, тихонько плакавших всю ночь напролет.
Глава пятая
Если только вас всю жизнь не сопровождало какое-то особое везение, вам наверняка приходилось хоть раз испытывать что-то такое, что заставляло вас плакать. И если только не то же особое везение, вы знаете: если поплакать подольше и послаще, это поможет и вы почувствуете себя гораздо лучше, даже когда обстоятельства нисколечко не изменились. Так было и с бодлеровскими сиротами. Проплакав всю ночь, наутро они почувствовали, будто какая-то тяжесть свалилась у них с плеч. Разумеется, дети понимали, что положение их остается ужасным, но им показалось, что они способны его поправить.
В утренней записке им приказывалось наколоть дров на заднем дворе. И пока Вайолет с Клаусом махали топорами, раскалывая поленья, они обсуждали возможный план действий. Солнышко тем временем задумчиво жевала щепку.
Совершенно ясно, Клаус потрогал безобразный синяк на щеке след олафовского удара, здесь мы оставаться не можем. Я бы лучше рискнул жить на улице, чем в этом чудовищном месте.
Да, но кто знает какие несчастья могут приключиться с нами на улице? запротестовала Вайолет. Здесь у нас хоть крыша над головой.
Лучше бы родители разрешили нам пользоваться деньгами сейчас, а не когда ты вырастешь, заметил Клаус. Мы бы тогда купили замок и жили в нем, а снаружи его охраняла бы вооруженная стража, чтобы туда не проник Граф Олаф со своей труппой.
Я бы устроила себе большую мастерскую для изобретений, мечтательно подхватила Вайолет. Она с размаху опустила топор и расколола полено ровнехонько пополам. Там были бы всякие механизмы, блоки, проволоки и сложная компьютерная система.
А я завел бы большую библиотеку, добавил Клаус. Такую же, как у судьи Штраус, только огромнее.
Бу-у-гу-у! крикнула Солнышко, что, видимо, означало: «А у меня было бы много вещей для кусания».
Но пока что надо найти выход из нашего трудного положения, заключила Вайолет.
Может, судья Штраус усыновит нас? мечтательно произнес Клаус. Она ведь говорила, что всегда будет нам рада.
Она имела в виду приходить в гости или брать книги, объяснила Вайолет, а не жить.
Но, может, ей все объяснить и она согласится усыновить нас? предположил Клаус, но Вайолет видела, что он и сам на это не очень надеется. Чтобы усыновить чужих детей, требуется принять серьезное решение, под влиянием минуты это не делается. Уверен, что у вас возникало порой желание, чтобы вас растил кто-нибудь другой, а не те, кто вас растит. Но в глубине души сознаешь, что шансов на это очень мало.