Скоро осень, все изменится в округе.
Смена красок этих трогательней, Постум,
чем наряда перемена у подруги.99
Доктор закивал, поджав губы:
Восхитительно! Ваши?
Нет, конечно. Все, что смог вспомнить под давлением обстоятельств. Это Бродский.
Не слышал о таком.
Уверен, что нет.
Из эмигрантов?
Вроде.
Ну что же, тогда басня!
С медицинским уклоном?
А то! повеселел Иван Ермолаевич, обнаружив благодарного слушателя, и начал декламировать, размахивая руками (Илья невольно задержался на его пальцах, чистых, коротких и сильных, привычных кромсать тела):
Судьба свела в одном дворе
Слона и мышь. Последняя страдала
Излишком веса и одышкой при ходьбе100
У Ильи заломило челюсть. Автор был медиком до мозга костей и тема эта, по-видимому, замыкала на себе все его воображение. Случись ему написать поэму, это будут «Страсти эндокринной системы» или «Ночные думы брыжейки».
После, когда уже выпили чаю и приняли «по чуть-чуть» из тайников «Одифрена», доктор прочел назидательную историю про недосмотр в половой гигиене, оформленную анапестом, и закончил стихотворением «Пишу тебе, тело белое» с ноткой печальной философии. На этом творческая язва была зашита и перевязана, то бишь поставлена точка в разговоре.
Илья, вежливо попрощавшись с доктором, вернулся и, едва заснув, был разбужен обходившей палаты санитаркой, знаменовавшей собой начало нового дня.
В отчаянно жаркий день, когда, вопреки протесту старшей сестры, в каждой палате держали открытыми настежь окна, и даже Феодор Явлинский, панически страшащийся сквозняков, наплевал на принцип и просил не закрывать дверь, в седьмом номере общей хирургии пациенты сидели на кроватях в ожидании приближавшегося обеда.
Все трое были травмированы, но, к счастью, не особенно тяжело, обладая от этого огромным преимуществом пред «лежачими» гулять по больничной территории, больше напоминавшей парк, и даже за ее пределами, если удавалось сговориться с охранником. Однако гулять в такую жару не хотелось и вообще не хотелось двигаться. Отправив утренний моцион и переиграв друг друга в шашки бессчетное число раз, обитатели «семерки» коротали время в беседах. Как обычно, ораторствовал инженер Явлинский время перед обедом обычно отводилась социологии с уклоном в политэкономию:
Великое благо целостность государства, вздевал он к потолку палец для убедительности. В этом власть, порядок и экономический дисбаланс то есть, баланс, конечно. Всякий раз, как показывает история, крушение империй сочеталось с их конечной деградацией и распадом, друзья мои! Это, я вам скажу, не случайно! Нет! Вот припомните говорил он, щурясь, словно сам был тому свидетелем и там же за кружкой пива встречал своих нынешних собеседников: Римская Империя времен Максимина Фракийца. А? Помните? Раскол, Гордиан в Африке, в Риме смута И что в итоге? А в итоге, сам себе отвечал оратор, ни-че-го! Варвары, запустение, бардак. Вы согласны? обращался он к лежащему у окна Захару дородному машинисту с осложненным переломом голеностопа.
Шея и плечи инженера заключались в гипсовой оболочке, так что, не имея возможности вертеть по сторонам головой, ему приходилось поворачиваться всем телом, как бы некой жабе, худой и в полосатой пижаме.
Согласен. Бардак он и есть бардак, отвечал всегда серьезный Захар. Но, вишь
Никаких вишь! Какой из этого всего напрашивается вывод, товарищи? Явлинский повернулся к Илье; ложе под его задом протяжно скрипнуло. Нужно всеми силами оберегать эту целостность! Вот что. Остальное возникнет само собой, как росток из семени. Должно быть, конечно, некое право народа на самоопределение, не спорю, но тезис прозвучал как-то грустно, будто «самоопределение» это было срамной болезнью. Главное, разъяснить ему, народу, который в массе своей дремуч, что так, совместно и по одним правилам всем будет лучше жить. Иной раз, может, и подтолкнуть, поднаддать. Если, например
А весь мир? перебил Явлинского машинист, откладывая кроссворд.
Что весь мир? не понял тот, сбитый с толку.
Весь мир ну, так можно сделать?
Вы, Захар, тысячу раз правы! просветлел Явлинский, готовый, кажется, обнять машиниста, не мешай ему гипсовая кираса. Конечно, можно! В этом-то вся идея мирового коммунизма. Ми-ро-во-го, повторил он по слогам, но уже поворачиваться не стал, видимо, утомившись. В отличие от капитализма. Вы слышали хоть раз про мировой капитализм? Нет. И не услышите! Потому что у капиталистов каждый сам за себя. Капитализм в основании своем содержит зерно распада, и распадется он, поверьте мне, очень и очень скоро. Все говорит об этом, все последние новости.
У не выспавшегося Илья, зараженного цинизмом «нулевых», щемило под ложечкой от этой муры. «Покрутился бы ты на «черкизоне», кухонный романтик, со своими последними новостями, оттопыривая «крыше» по полкуска». Но Илья благоразумно промолчал и даже кивнул в поддержку, чем весьма ободрил оратора.
А столица тогда где будет? терзал инженера Захар носитель конкретных взглядов на жизнь.
В Москве, конечно!
А если они не захотят?
Кто?! Явлинский по капле выходил из себя.