Дама рухнула безмолвным нетопырем, распластавшись на асфальте, и только после, секунду отлежавшись, огласила пространство криком.
Илья же, скатившись кубарем по ступеням, лежал теперь на спине головой к воротам и смотрел в безжизненное небо Москвы, в котором плыло одинокое облако в форме танка. «Мне все равно теперь», подумал он, и закрыл глаза.
Непосредственный же виновник, машинист экскаватора, выглянул из кабины, и, вопреки всякому нравственному началу, покрыл музейных служащих матом, будто они, а не он, устроили кавардак. Затем заглушил мотор, хлопнул дверцей кабины и вышел, толкаясь, за территорию. В спину ему шептали: «Убийца».
Никитский, бывший чьим-то племянником и оттого неприкосновенный, продолжал стоять в гордой позе, хлопая коровьими ресницами, и, кажется, был вполне доволен происходящим.
Находясь на Сухаревской в Станции скорой помощи, Илья вдруг истерически рассмеялся и, уже почти отправленный с травмой в одну из клиник, едва не угодил в психиатрическое отделение другой, где сотрясения мозга тоже лечат, но лечат также и еще многое, что кроется в этом загадочном зыбком органе.
После он был доставлен в приемное отделение больницы, где прождал в общей сложности два часа, так что, сам не помня когда, заснул, привалившись к бачку с водой, и видел, вследствие свежей травмы, путанный странный сон красивую женщину в нищенской комнатушке, рвущую из пламени исписанные листы. Женщина все гасила и гасила ладонями огонь, пожиравший их, а они горели, но, к удивлению сновидца, до конца не сгорали. Длилось это мучительно долго. Ее ладони стали черны, гарь на них мешалась с тягучим пламенем. Женщина рыдала и смеялась одновременно, а он силился подойти к ней, чтобы утешить, увести куда-нибудь от этих дьявольских листов, но не находил сил.
Затем что-то распахнулось сзади него, и он вылетел из комнаты вон в круговерть зимней ночи, пронесся сквозь пустые дворы, мимо спящих в миллионах спален людей, над крышами и под самыми облаками. Снег морочил его, кидал и переворачивал, а затем ударил тяжелой рукавицей, высадив в какую-то иную реальность, в которой яркая лампа слепила ему глаза в ледяном подвале. Там ему совали листок, требуя подписать, а что, он никак не соображал. Били в ребра и по лицу. Куда-то волокли по ступеням.
Затем снова возникла ночь, и летящий снег, и далекий истошный вопль, коловший сердце
Тут Илья проснулся, потому что трясла его за рукав старая санитарка с добрыми глазами, желавшая провести в палату.
Арестант
М. проснулся от острой боли. Затылок рвался на части, и зубы ломило так, будто кто-то тянул их из десен разом. Он застонал и с трудом повернулся на бок, прижавшись виском к ледяному полу. Перед лицом встала грязно-белая дверь в потеках, огромная, верх которой терялся в дымке. Какая-то его часть сознавала, что он смотрит на обыкновенную дверь, закрытую, в пятнах и заусенцах другая говорила, что он лежит на мосту перед огромными воротами замка и здесь умрет, так и не дождавшись, что их откроют. Чей был замок, и как он попал туда, он не знал.
Кто-то невидимый закричал над головой: «Встать!». Не понимая, ему ли, но решив, что да, скорее, ему, М. попытался подняться, но тело было слишком тяжелым. Все, что он мог неподвижно лежать и смотреть на эту проклятую дверь и на грязный пол, уходящий под нее раскрошенной плиткой. Боль притупилась, став чем-то вроде острого блюда, от которого он отказывался. Официант, пожав плечами, ушел.
Из застилавшей взгляд мути выросла гнедая лошадиная морда ощерилась, поплыла превратилась в мыс над рекой вода под ним закрутилась, схлынула, обнажая дно, сам он выгнулся, заструился вверх, соткавшись в женщину громадного роста нагую, стоящую по щиколотки в песке
Галлюцинация как и все вокруг, как голос, требующий чего-то, твердящий о пожаре в товарном складе. Яркий свет, удар, крик. М. мелко отрывисто задышал, стараясь отвлечься от тревожных видений, с благодарностью уходя в песок у ног женщины, которая смотрела на него сверху спокойным взглядом. На миг он почувствовал себя дома.
Неизвестно, сколько времени он был в забытье, а когда снова открыл глаза, его обволакивал холодный бездвижный сумрак младший брат тени, всегда готовый ей уступить.
М. лежал на животе, касаясь пересохшим языком пола. Левая скула онемела, первым чувством было, что у него отсутствует пол-лица, но его это не задело все происходило будто далеко и не с ним, даже время текло не сквозь, а мимо него.
Затем вдруг и сразу ворохом закрутились мысли, толкаясь и наскакивая друг на друга. Пронеслись чудовищные картины, которые он не узнавал, не понимая, откуда они пришли.
Последнее, что он помнил черный провал парадной с лицом по центру, которое крутило вместе со снегом. Затем вспомнил комнату, аварию на проспекте, мужчину с забинтованной рукой, которого несут в грузовик. По белому растекалось алым
Он бы вновь потерял сознание, если бы где-то рядом не хлопнула громко дверь. Чувства встрепенулись, немедленно сообщив, что, во-первых, его мучает жажда и, во-вторых, он находится не в лучшем гигиеническом состоянии. В ноздри ударил резкий запах мочи.