Па-ап?..
Матиас, не теряющий надежды применить свое чудо-зелье, стоял, послушно заткнув бутылку.
Молодец, Иту, забирай папку, а то он тут мозги крутит, Зинаида Львовна покосилась на трущегося сзади соседа.
Ма-ама зовет, протянул отрок, лупая глазами. А что случи-илось?
Варенька обернулась с чаем и Быстрова, подув на ватку, стала делать мужу компресс, отложив папиросу на край стола.
Тень падала на ее лицо под каким-то необычным углом, выхватывая частями нос, подбородок, скулы, вьющуюся прядь над бровями. Огромные черные как омут глаза искрились. Илья впервые увидел, как необычайно красива суровая Зинаида Львовна. Красива настолько, что у него перехватило дыхание. Теперь, наверное, встретив ее в бесформенном халате у керосинки, он уже не сможет безразлично отвести взгляд всякий раз перед ним будет вставать этот фантастический образ, спрятанный на дне замусоренного колодца повседневности.
Вот и хорошо. Так сиди. Может, тебе еще чего-нибудь окунуть? подмигнула она мужу, возвращая папиросу на место. Никаких больше хворей не намотал? Не лезь рукой, тебе говорю! Коль, ну ты что как маленький? Пойдем, я перевяжу.
Скоро, после увещеваний, слышавшихся за дверью, супруги возвратились на кухню, гоня перед собой двух детей и кота, которого на ходу пытался пнуть неуемный Валька.
Голова Николая Валериановича была замотана бинтом так, словно в нее угодил снаряд, майка в разводах чая, на губах лихая улыбка. Имел он победный вид, как спартанец, бившийся в Фермопилах52.
Все! Завтракайте, кто что найдет, и отстаньте от меня, я опаздываю. А ты не дури, Коль, обязательно сходи к доктору, сказала мадам Быстрова и отчалила собираться на службу.
Скоро в квартире никого не осталось, кроме Каляма. Но кот не имеет паспорта, поэтому скажем, что никого.
Все! Завтракайте, кто что найдет, и отстаньте от меня, я опаздываю. А ты не дури, Коль, обязательно сходи к доктору, сказала мадам Быстрова и отчалила собираться на службу.
Скоро в квартире никого не осталось, кроме Каляма. Но кот не имеет паспорта, поэтому скажем, что никого.
В то утро Гриневу приснился сон, будто он на паруснике входит в седую бухту, стоя на носу судна ледяной ветер обжигал лицо, пробирался пальцами под кафтан, ноги в ботфортах каменели, в снастях выло как в печных трубах, и небо низкое, полное ледяной крупы, цепляло острия мачт, заваливаясь на мыс.
Место было торжественно и мрачно. Смотреть на него отрада, быть там самому не приведи Бог. Ни деревца, ни подсвеченного окошка, только снег, камень да бесноватое море в ледяных оспинах.
На палубе за спиной суетились, топая башмаками, матросы без лишнего крика, сами зная, что и как делать. Даже боцман не баловался свистком, который, обмазанный густо жиром, все равно пристывал к губам.
Все это Илье виделось в мельчайших деталях, хотя сам он никогда не выходил в море, единственно на катамаране в Сочи катал за несусветные деньги какую-то девицу вдоль волнолома, имени которой уже не помнил. Было это сто лет назад.
Так он стоял, задрав воротник к ушам, и смотрел безотрывно на высокий ломаный берег, пока не грянули в воду цепи. Раздался окрик, команда начала спускать шлюпы. Илья этого, видно, ждавший, обернулся, чтобы пойти к ним, но не пошел, потому что в киль ударило что-то снизу и он, не удержавшись за скользкий трос, кувырком полетел в ледяную воду
Проснувшись, хватая воздух, он в первую голову обнаружил, что лежит совершенно голый под раскрытой форточкой на кровати, весь в «гусиной коже». За окном туман с остатками ночи. Рядом спит Варенька, замотавшись в кокон из одеяла. Илья всегда считал, что спать его истинное призвание. Оказалось, даже сон тебя может пнуть.
Он прищурился близоруко на циферблат и с облегчением подумал о том, что еще часа полтора поспит. Даже за стеной у Ярвиненов, вечно страдающих от излишней прыти и заставляющих маяться других, было тихо как в брошенном зимовье. Видать, Матиас утомился за неделю чаще бы так.
Выпив из графина воды, Илья с удовольствием повалился на хрусткое белье, которое Варенька всегда меняла по воскресеньям, и скоро задремал, отмотав одеяла от ее кокона.
Теперь ему снилось муторное собрание в музее, на котором обсуждали коллективную подписку на прессу. Директор что-то вещал с трибуны, ему кивали После жути морского рейда Илья принял абсурдное вече с упоением. Вскотский казался ему чудесным существом, жрецом Благородной Скуки, которой храмом и был музей. «Вот кому следует служить!», решил он, растворяясь в благодатном тепле.
Тут покой его был разрушен. Ярвинен, которому в этот день исполнялось пятьдесят шесть, хотя с задержкой, но таки вскочил самым первым и что-то нехорошее обнаружив, дал сигнал тревоги. В кухне заорал разбуженный им Калям, требуя завтрак и моральную компенсацию.
Оказалось, что вечно протекающий титан в ванной предмет ожесточенной борьбы инженера-самоучки Быстрова с силами природы снова орошает пол горячей водой, которая уже протекла в прихожую.
Спустя несколько минут три женщины, неприбранные и мокрые как русалки, вымакивали ее тряпьем, суетясь в пару, подсвеченном сороковкой. Сам Николай Валерианович стоял на пороге этого эмансипированного ада, в котором роли демонов исполняли две беспартийные и комсомолка Варенька, заведовавшая большим эмалированным тазом. Только что он перекрыл воду, и теперь с видом многоопытного хирурга наблюдал как готовят к операции пациента предстояло что-то приладить и подкрутить у титана это был творческий секретный процесс, требовавший глубокомыслия и таланта. У ног его стоял увесистый ящик с инструментом, в пальцах дымилась папироса, взгляд выражал решимость.