И снова нескончаемая дорога в этот раз до лагеря под Хомсом. Добравшись туда, Джинни столкнулась с отвратительными условиями они оказались гораздо хуже, чем ее предупреждали. На койках лежали полумертвые, безучастные ко всему дети. Тут были изнасилованные мальчики, дети с отнятыми конечностями, красавица девушка, которой родной отец выколол глаза; родные бросили ее на дороге, вместо того, чтобы о ней позаботиться. Дети сплошь и рядом подвергались пыткам. Домогательства отца Тедди к Блу меркли в сравнении со всем этим ужасом. Джинни не отходила от раненых в критическом состоянии, долго недоедавших, переживших невероятный стресс. Каждый день привозили все новых детей. Красный Крест и медики-волонтеры проявляли героизм, Джинни и все остальные выбивались из сил, помогая им. Политическая неопределенность диктовала всем крайнюю осторожность, никто не покидал лагерь, ходить всюду приходилось парами, желательно крупными группами. Джинни сосредоточилась не на риске, а на пострадавших детях. Все, в том числе она, рыдали от представавшей их взорам картины. В тех редких случаях, когда у нее бывал доступ в Интернет, она проверяла, нет ли писем от Эндрю ОКоннора и Блу. Сестра в этот раз с ней не переписывалась. Это, по крайней мере, означало, что отец еще жив. Никогда в жизни Джинни не бывала так истощена физически и эмоционально. Приободряло только то, что этот кошмар продлится всего восемь недель.
Судя по письмам Блу, у него все было хорошо. Он жаловался на приют, но уже не так горько, как раньше. Похоже, Блу примирился с этим местом; он писал, что сочиняет музыку, от этих его сообщений Джинни расплывалась в блаженной улыбке. Она знала: раз он увлечен музыкой, значит, все в порядке. Школьный выпуск прошел хорошо, теперь Блу выполнял разовые поручения в приюте. Он писал, что в Нью-Йорке жара. Джинни с радостным удивлением прочла, что Блу навестил Эндрю ОКоннор; Блу не мог на него нахвалиться.
Письма самого Эндрю были особенно интересными, вселяли надежду. Он писал, что полицейские узнали о других случаях сексуальных домогательств отца Тедди в церкви Св. Франциска. Там об этом поведали пятеро мальчиков, еще двое в церкви Св. Анны в Чикаго. Эндрю не сомневался, что это еще не конец. Вскрылся ящик Пандоры, который заблудший священник много лет держал закупоренным; полиция подозревала, что епархии было известно о некоторых случаях, потому священника и перевели в Чикаго, предоставив ему возможность начать с чистого листа. Джинни не терпелось вернуться домой, узнать обо всем, что там творилось, снова оказаться рядом с Блу. Впервые за три с половиной года она считала дни до конца своей командировки. Эндрю и полиция не делились своими находками с Блу, и так должно было продолжаться, пока не вернется Джинни. Эндрю считал, что будет правильнее дождаться ее, и она была полностью с ним согласна. Но пока что она находилась слишком далеко.
Эндрю описывал свою встречу с Блу; он считал, что мальчик скучает по Джинни, что без нее ему одиноко, вот и заглянул к нему на правах друга. Эндрю попросил у нее разрешения сводить парня на бейсбол. Ее тронула его просьба, и Джинни поспешила ответить словами благодарности и написала, что Блу, страстный болельщик «Янкиз», будет счастлив составить ему компанию. Оказалось, что Эндрю знаком с владельцем клуба и сможет познакомить Блу с некоторыми игроками. Следующее письмо Блу было полно восторга от игры и от игроков. Он обзавелся двумя мячами с их подписями и бесценной перчаткой; Хулио согласился запереть все это в сейфе, иначе драгоценностям приделали бы ноги. В благодарность Блу сочинил в честь Эндрю музыкальную пьесу. Блу писал, что Эндрю тоже играет на фортепьяно и что подарок ему понравился. Джинни была признательна Эндрю за то, что он в ее отсутствие тратит время на Блу. Это сокращало расстояние между ней и ими, да и Блу шло на пользу хорошее мужское влияние.
Джинни написала Эндрю полное благодарностей письмо, он в ответ попросил ее рассказать о работе в Сирии. Но как описать ежедневные трагедии, превратившиеся в рутину, всю эту чудовищную несправедливость, жертвами которой чаще всего становились женщины и дети? Он отвечал вдумчиво, сочувственно, сумел отвлечь и повеселить Джинни анекдотом и карикатурой из «Нью-Йорк Таймс». Теперь цивилизация казалась ей не такой далекой. Эндрю все больше открывался как славный человек, преданный своему делу и клиентам; все это Джинни замечала в нем с самого начала, а теперь убеждалась, что не ошиблась.
Условия в лагере были катастрофическими, все работали не покладая рук. Красный Крест и международные правозащитные группы присылали пополнения. Как после такого вернуться к обычной жизни? Нью-Йорк казался отсюда другой планетой, где нет сравнения с тем, что она делала и видела изо дня в день. Мучения искалеченных детей, лишенных надежды на лучшую жизнь, было трудно выдержать. Джинни по нескольку раз в день охватывало желание забрать их всех с собой.
Ее быт в лагере был хуже всего того, к чему она привыкла раньше. Сирийская командировка казалась более длительной и тяжелой, чем все прежние, восемь недель превратились в вечность, и Джинни с облегчением перевела дух, когда за два дня до завершения ее срока прибыла смена. Несколько человек серьезно заболели и отправлялись домой. Сама Джинни уже не одну неделю мучилась от дизентерии и потеряла десять фунтов веса. Таких трудностей на ее долю еще не выпадало. Многие менее опытные сотрудники пребывали в отчаянии, закаленные люди едва передвигали ноги. Когда Джинни уезжала, многое оставалось недоделанным, но она уже давно была готова к отъезду, давно мечтала снова увидеть Блу. Первый отрезок пути, от Хомса до Дамаска, она проспала непробудным сном.